Мое же продлилось достаточно долго и все трудности решило. Я вернулась обновленной, оживленной, полной решимости отправиться в путь до самого конца времен. И мне было совершенно наплевать, что АДОН скорее всего подстроила эту экскурсию, лишь бы блудная дочь вернулась домой; они, конечно, думали, что манипулируют мной, но я увидела, что ими в свою очередь манипулирует сама судьба. И да, огонь в моей душе со временем остыл, из мономании превратился в страсть, а потом и вовсе сошел до комфортного ритуала – но не таков ли путь любой веры? Он привел меня сюда. Он шесть миллионов лет не давал мне впасть в отчаяние.
И теперь, когда я смотрю назад, то, конечно, это меня немного смущает.
– Ее жизненные показатели в норме, – сказал Шимп.
Он был вездесущ, распределен; он пронизывал весь корабль. Мое собственное присутствие ограничивалось капсулой, которая перемещалась к корме, карабкалась вверх, поднималась над изогравом в 1G и становилась легче с каждой корсекундой.
Я кивнула:
– Как я и говорила, единичный срыв.
Лиан занимала еще меньше места: лишь гроб внизу, в С3А, который прямо сейчас скользил в свое гнездо на переборке. Мы вместе наблюдали – я в своей замедляющейся капсуле, Шимп отовсюду – как отключался мозг Лиан: как зазубренные электрические горы оседали, превращаясь в крохотные холмики, а потом и вовсе в плоские параллельные линии.
При одной пятой G я высадилась в туннель, высеченный прямо в камне, без каких-либо переборок.
– Думаешь, ей можно доверять? – спросил Шимп.
Я передвигалась длинными пружинистыми шагами и уклонилась от ответа:
– Настолько, насколько любому из нас. Никто не может контролировать то, что чувствует, разве не так? Главное в том, что ты делаешь с этими чувствами.
– Она напала на Буркхардта Шидковского. Перенесла эмоциональный срыв четыре сборки назад. Распад личности может стать значительным, если ее поведение ухудшится.
– Тогда выведи ее из цикла. Послушай, ей действительно плохо из-за своего поступка, – технически я даже не солгала. – Она знает, как сильно облажалась. Но существует предел того, насколько можно модифицировать говорящую обезьяну, насколько ее можно приспособить к подобному окружению, если только не хочешь выполоть из нас все то, почему мы вообще стали полезными. И нас тут тридцать тысяч; не каждый будет стопроцентно действовать согласно спецификациям, не всегда такое выйдет. Просто по статистике. Нельзя винить Лиан в том, что в этот раз именно она вытянула короткую соломинку.
– Я не виню ее, Сандей. Я волнуюсь о производительности.
В тусклом свете камень блестел. Я провела по нему пальцем, оставив за собой тонкий темный след. Надо бы откалибровать локальную влажность.
– Прекрасно. Как думаешь, насколько изменится наша производительность, если мы узнаем, что нас могут списать из-за одного срыва? Как думаешь, насколько пострадает моя производительность, если я больше не увижу Лиан?
– Твоя производительность.
Я пошла с козырей:
– Мы с Лиан – друзья. Мы не просто трахаемся иногда, понимаешь? – Он, конечно, не понял – да и это было не совсем правдой, – но Шимп первым бы признал, что нюансы не входили в число его сильных сторон. – Мне нравится, когда она рядом. Моя производительность улучшается, когда она рядом. Так что введи этот показатель в свои параметры миссии.
На какое-то время Шимп замолк, обрабатывая новые данные. Впереди огромный круглый люк бесшумно укатился в камень при моем приближении.
– Я так и поступлю, Сандей. Спасибо.
Далеко внизу, в склепе, последние синапсы перестали искрить. Мозг Лиан погрузился во тьму. Снова одна: только я, мой старый друг и тысячи совершенно пустых световых лет.
Минуты заката. В такой абсолютной изоляции таится неописуемое чувство покоя.
Я вхожу в Матку.
Иногда мне по-прежнему снится рождение «Эри». Мне снится, что я видела его.
Разумеется, это не так. Я тогда дрожала от страха за Меркурием, как и все остальные, ужас в кишках размозжил всю веру в математику. Но во сне я нахожусь прямо тут, парю в самом сердце утробы. Смотрю на плотные витые леса программируемой материи, вижу сопла, проглядывающие сквозь покров, уставившись прямо на меня. Я вижу все, хотя света нет, пока неожиданно он не появляется: ослепительная вспышка переполняет вселенную на миллионную долю секунды, и столь же неожиданно я прекращаю свое существование. От Сандей Азмундин остается только сингулярность размером с протон.