Революционерам. Антология позднего Троцкого

В обороне Красная Армия, как уже сказано, неизмеримо сильнее, чем в нападении. Народные массы, особенно на Дальнем Востоке хорошо понимают к тому же, чем грозило бы им господство Японии. Было бы, однако, неправильно преувеличивать значение сражения у Чан-Ку-Фенга вслед за Кремлем и преданными ему иностранными корреспондентами.

Я не раз напоминал за последние годы, что японская армия является армией разлагающегося режима и многими чертами напоминает царскую армию накануне революции. Консервативные правительства и штабы чрезвычайно переоценивают армию и флот микадо, как они в свое время переоценивали армию и флот царя. Японцы могут иметь успех только против отсталого и полубезоружного Китая. Долгой войны с серьезным противником они не выдержат. Успех красных войск у Чанг-Ку-Фенга имеет поэтому лишь ограниченное показательное значение. Не думаю, чтобы этот эпизод оказал какое-либо влияние на стратегические планы Гитлера. Его поворот в сторону Москвы был определен гораздо более близкими и внушительными факторами.

9. В отношении Коммунистической партии Советского Союза, что думает г. Троцкий о рядовых членах этой партии? Г. Троцкий говорил, что руководство партии не придерживается марксистско-ленинской линии. Думает ли он, что если бы это руководство было устранено, партия шла бы дальше по пути социализации России? До какой степени, по его мнению, Россия уже социализована? Мыслимо ли для русского народа изменить руководство без применения насилия? Если бы изменение руководства было совершенно, не открыло ли бы это Россию атакам других держав? Решился ли бы народ на риск потери того, что он завоевал?

Наши разногласия с руководством так называемой Коммунистической партии СССР давно перестали носить теоретический характер. Дело вовсе не идет ныне о «марксистско-ленинской линии». Мы обвиняем правящий слой в том, что он превратился в новую аристократию, душит и грабит народные массы. Бюрократия отвечает нам обвинениями в том, что мы являемся агентами Гитлера (так было вчера) или агентами Чемберлена и Уолл-стрит (так гласят обвинения сегодня). Все это мало похоже на теоретические разногласия внутри марксизма.

Серьезным людям давно пора сбросить те очки, которые профессиональные «друзья СССР» надели на нос радикальному общественному мнению. Пора понять, что нынешняя советская олигархия не имеет ничего общего со старой партией большевиков, которая была партией угнетенных. Перерождение правящей партии, дополненное кровавыми чистками, явилось результатом отсталости страны и изолированности революции. Правда, социальный переворот обеспечил крупнейшие хозяйственные успехи. Тем не менее производительность труда в СССР и сейчас еще в 5—8—10 раз ниже, чем в Соединенных Штатах. Львиную долю скромного национального дохода пожирает бесчисленная бюрократия, вторую часть поглощают вооруженные силы. Народ вынужден по-прежнему бороться за кусок хлеба. Бюрократия выступает в качестве распределителя благ, третейского судьи и оставляет наилучшие куски для себя. Верхний слой бюрократии ведет примерно тот же образ жизни, что буржуазия Соединенных Штатов и других капиталистических стран.

12—15 миллионов привилегированных – это как раз тот «народ», который устраивает парады, манифестации и овации, производящие столь большое впечатление на либеральных и радикальных туристов. Но кроме этой «pays légal»175, как выражались когда-то во Франции, есть еще 160 миллионов населения, которые глубоко недовольны.

Из чего это видно? Если б бюрократия пользовалась доверием народа, она, естественно, стремилась бы соблюдать хотя бы свою собственную конституцию; на самом деле она попирает ее ногами. Антагонизм между бюрократией и народом измеряется возрастающим напряжением тоталитарного режима.

Никто не может сказать с уверенностью – даже они сами, – чего хотят два миллиона коммунистов, которых Кремль обрекает на молчание с еще большей свирепостью, чем все остальное население. Не может быть, однако, никакого основания сомневаться в том, что подавляющее большинство коммунистов, как и населения, не хочет возвращения к капитализму, особенно теперь, когда капитализм вверг человечество в новую войну.