Читаем Революционное самоубийство полностью

Пока я учился в средней школе, часто того не сознавая, я делал важный для себя выбор, причем так случалось несколько раз. Внешнее влияние, испытанное нами в пору отрочества, настолько очевидно, что его невозможно отрицать. Вместе с тем мы можем бессознательно отвергать какое-либо воздействие по мере того, как становимся старше. В любом случае, всегда трудно сказать, как повернется жизнь. Пока я ходил в школу и попадал в неприятные ситуации, пока дрался на улицах своего квартала, слушал стихи и беседовал с Мелвином, на меня действовали другие, очень мощные силы. Нередко они были противоположными по своей сути и заставляли меня метаться то туда, то сюда. Потом я приходил в окончательное замешательство и испытывал внутренний конфликт. Так происходило до тех пор, пока я не научился различать эти силы и понимать их значение.

Среди вещей, оказавших на мою жизнь самое продолжительное влияние, была религия. Мои родители оба отличаются сильной набожностью. Когда мы с Мелвином были маленькими, отец часто читал нам отрывки из Священного писания. У меня была своя любимая ветхозаветная легенда о Самсоне, за которой почти сразу шла легенда о Давиде и Голиафе. Должно быть, я слышал эти легенды тысячу раз. Я восторгался колоссальной физической силой Самсона, а также его мудростью и умением разгадывать хитроумные загадки. Думая о таких качествах, как сила и мудрость, я до сих пор связываю образ библейского героя с моим отцом. Мне нравилась и легенда о Давиде и Голиафе, ведь, несмотря на все внешнее превосходство Голиафа, Давид ухитрился использовать верную стратегию и в результате одержал победу. Уже тогда, в детстве, мне казалось, что легенда о Давиде предназначена для меня и моего народа.

Пока мы, дети, только подрастали, нас водили в церковь ежедневно, по крайней мере, так мне запомнилось. В то время Антиохийская баптистская церковь располагала лишь маленьким помещением, где собирались верующие. Я вступил в Объединение молодых баптистов, Ассоциацию молодых дьяконов, пел в младшем хоре, а еще посещал воскресную школу и церковные службы. Мой отец долгое время был младшим пастором. Особенное удовольствие он находил в чтении проповеди о блудном сыне. Во время проповеди он обходил кафедру, то и дело размахивая руками и отбивая ритм. Его рассказы об огне и сере, о грешниках и тех, кто не раскаялся, сгоравших в геенне огненной, внушали мне неподдельный ужас. Отец был настоящим «сжигателем грешников».

Так или иначе, но в церковную жизнь была вовлечена вся наша семья: кто-то служил там непосредственно, кто-то пел в хоре, кто-то встречал прихожан, показывал им места или выполнял другие обязанности. Я с огромным рвением выполнял обязанности младшего дьякона. Каждое третье воскресенье месяца постоянные дьяконы разрешали нам садиться вместо них на стулья, стоявшие внизу у кафедры. Мы занимали их места и принимали участие в проведении службы, например, собирали пожертвования, начинали молитву, в общем, делали почти все. Нам только не давали читать сами проповеди. Я тщательно выполнял все, что полагалось мне по сану. Я даже читал список больных, за выздоровление которых надо было молиться, и специальные послания, хотя у меня были проблемы с чтением. Впрочем, никто другой из младших дьяконов не делал это лучше меня: мы все страдали от неграмотности.

Но наша слабость в чтении компенсировалась в других сферах. Лично я обожал играть в церковных сценках, ведь к тому времени я уже приобрел некоторые навыки ораторского искусства, декламируя стихи, когда Мелвин приобщал меня к миру поэзии. Мне не составляло труда запомнить свою роль после того, как я прослушивал ее один или два раза. Моя активная деятельность в церкви привела меня к музыке. Все, что бы я ни делал, приводило родителей в сущий восторг, поэтому они решили, что я должен учиться играть на пианино, причем, главным образом, с той целью, чтобы принимать еще большее участи в церковной службе. Я учился игре на пианино в течение семи лет, моими преподавателями были прекрасные теоретики музыки и пианисты, игравшие классическую музыку.

Оглядываясь назад, я понимаю, что находился в одной лодке со своими друзьями: на земле нам был уготован ад, зато, находясь в церкви, мы старались попасть на небеса. Участие в церковных делах и в проведении церковной службы дарили нам ни с чем не сравнимое ощущение собственной значимости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь zапрещенных Людей

Брат номер один: Политическая биография Пол Пота
Брат номер один: Политическая биография Пол Пота

Кто такой Пол Пот — тихий учитель, получивший образование в Париже, поклонник Руссо? Его называли «круглолицым чудовищем», «маньяком», преступником «хуже Гитлера». Однако это мало что может объяснить. Ущерб, который Демократическая Кампучия во главе с Пол Потом причинила своему народу, некоторые исследователи назвали «самогеноцидом». Меньше чем за четыре года миллион камбоджийцев (каждый седьмой) умерли от недоедания, непосильного труда, болезней. Около ста тысяч человек казнены за совершение преступлений против государства. В подробной биографии Пол Пота предпринята попытка поместить тирана в контекст родной страны и мировых процессов, исследовать механизмы, приводившие в действие чудовищную машину. Мы шаг за шагом сопровождаем таинственного диктатора, не любившего фотографироваться и так до конца жизни не понявшего, в чем его обвиняют, чтобы разобраться и в этом человеке, и в трагической истории его страны.

Дэвид П. Чэндлер

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Четвертая мировая война
Четвертая мировая война

Четвертая мировая война — это война, которую ведет мировой неолиберализм с каждой страной, каждым народом, каждым человеком. И эта та война, на которой передовой отряд — в тылу врага: Сапатистская Армия Национального Освобождения, юго-восток Мексики, штат Чьяпас. На этой войне главное оружие — это не ружья и пушки, но борьба с болезнями и голодом, организация самоуправляющихся коммун и забота о чистоте отхожих мест, реальная поддержка мексиканского общества и мирового антиглобалистского движения. А еще — память о мертвых, стихи о любви, древние мифы и новые сказки. Субкоманданте Маркос, человек без прошлого, всегда в маске, скрывающей его лицо, — голос этой армии, поэт новой революции.В сборнике представлены тексты Маркоса и сапатистского движения, начиная с самой Первой Декларации Лакандонской сельвы по сегодняшний день.

Маркос , Субкоманданте Инсурхенте Маркос , Юрий Дмитриевич Петухов

Публицистика / История / Политика / Проза / Контркультура / Образование и наука

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары