Революционное самоубийство

Пока мы разговаривали, к нам подошел парень, назвавшийся Оделом Ли, и вступил в нашу беседу. Я не был с ним знаком и впервые увидел его чуть раньше на этой же вечеринке, когда он танцевал. Но я ходил в колледж вместе с его женой Марго. Она тоже присутствовала среди гостей. Итак, Одел вклинился в наш разговор и сразу спросил меня: «Ты, должно быть, афро-американец?» «Я не понимаю, что ты имеешь в виду, ответил я. — Ты спрашиваешь меня, являюсь я потомком африканских негров или членом Ассоциации афро-американцев под руководством Дональда Уордена? Если ты хотел узнать о последнем, то отвечу, что к Ассоциации не принадлежу. Но если ты интересуешься моим происхождением, то я действительно афро-американец, как и ты». Он сказал что-то по-китайски, а парировал на суахили. Тогда он спросил меня: «Ну и почем ты знаешь, что я афро-американец?» «Да очень просто, — сказал я. — У меня отличное зрение, поэтому я вижу, что твои волосы так же курчавятся, как и мои, лицо у тебя черного цвета, как и у меня. Отсюда я прихожу к выводу, что ты должен быть тем же, что и я, т. е. афро-американцем».

Закончив свои рассуждения, я отвернулся и стал резать бифштекс, что лежал на моей тарелке. Я был единственным в комнате, у кого был нормальный нож для мяса. Все остальные пользовались пластмассовыми ножами и вилками, а я сходил на кухню за обычным ножом, потому что мясо было жестковато и трудно резалось тонким ножом из пластмассы. Я высказал свои точку зрения и повернулся к Оделу Ли спиной, словно заставлял его замолчать. Собеседник расценил мое движение как провокацию.

Лицо Одела от уха до самого подбородка пересекал шрам, и это было определенным признаком. В квартале тебе приходится иметь дело со множеством парней со шрамами — точь-в-точь как у Ли. Обычно шрам на лице означает, что перед тобой человек, который видел немало драк, где сверкали ножи. Не всегда так оказывалось на самом деле, но, если ты пытаешься выжить, то поневоле учишься обращать внимание на мелочи.

В общем, я повернулся к Ли спиной и начал резать мясо. Нож был у меня в правой руке. Ли схватил меня за другую и резко развернул, после чего зажатый у меня в руке нож оказался нацелен прямо на него. «Не поворачивайся ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю», — произнес он. Я сбросил его руку. «Только попробуй распустить руки еще раз», — ответил я, вернувшись к бифштексу.

Обычно я не поворачивался спиной второй раз к человеку, похожему на «крутого быка», а у этого парня все признаки «крутости» и «быкования» были налицо. Но мне показалось, что обстановка никак не располагает к драке. В большинстве своем присутствовавшие были людьми с профессией или учились на кого-то. Парень со шрамом не очень подходил к этой компании. К тому же мы были не на улице в квартале, и мне пришло в голову, что шрам, возможно, ни о чем еще не говорит. Однако совершенно неожиданно Одел Ли повел себя, как типичный хулиган. Теперь он хотел показать всем, что еще не закончил со мной. Чернокожему буржуа тот факт, что я второй раз повернулся к нему спиной, недвусмысленно говорил, что разговор закончен. Но «крутой бык» ответил по-своему.

Он развернул меня к себе повторно, напряжение возрастало. «Ты, должно быть, не знаешь, с кем разговариваешь», — угрожающе сказал Ли, в то время как его левая рука потянулась к заднему карману брюк. Я смекнул, что мне следовало бы поторопиться. Как известно, лучшая защита — это нападение. Действуя инстинктивно, я опять направил на Одела нож. Я предупредил его, чтобы он не вздумал вытаскивать нож, и сделал взмах своим. Я нанес Ли несколько ударов, прежде чем он смог задействовать свою левую руку. Он вцепился в меня правой рукой и постарался перейти в нападение, но я оттолкнул его. Я все еще не видел, что там делала его левая рука. Вместе с тем я был готов получить удар в любой момент и намеревался отправить противника в нокаут.

Мелвин ухватился за правую руку Ли и оттащил его в угол. Там он упал, истекая кровью, но затем поднялся и стал опять приставать ко мне. Мой нож оставался наготове. Мелвин тут же вклинился между нами, и Ли, потеряв сознание, свалился к моему брату на руки. Мелвин забрал нож, и мы обернулись к остальным людям, обступившим нас. Кто-то спросил, зачем я порезал Одела. Мелвин ответил за меня: «Он порезал этого парня, потому что был должен». С этими словами мы вышли из комнаты. Мелвин хотел, чтобы я выдвинул обвинение против Одела, но я бы ни за что не пошел в полицию.