Революционное самоубийство

Другой полицейский позволил себе не меньше. Этой инцидент произошел в Ричмонде. Я задержался на улице, чтобы посмотреть, как полицейский на мотоцикле задает вопросы какому-то гражданину. При виде меня полицейский испытал заметное раздражение, и это было видно невооруженным взглядом. Однако я продолжал стоять на месте, находясь на разумном расстоянии от полицейского, и сжимал дробовик в руке. Закончив разбираться с гражданином, страж порядка подкатил ко мне на мотоцикле и спросил, намеревался ли я выдвинуть обвинение в проявлении жестокости со стороны полиции. Примерно десяток людей столпился вокруг нас. «Ты что, параноик? — ответил я на это. — Ты думаешь, ты что-нибудь значишь? Ты думаешь, я буду тратить свое время на то, чтобы пойти в полицейский участок и заявлять на тебя? Да ни за что. Ты просто трус, вот и все». С этими словами я забрался в свою машину. Полицейский попытался помешать мне закрыть дверь, но я захлопнул ее и сказал мотоциклисту в форме, чтобы он убрал прочь свои руки. К этому моменту наблюдавшие за происходящим люди уже вовсю смеялись. Спасаясь от унижения, полицейский уехал, кипя от злобы. Проехав пол-улицы, он развернулся и поехал назад. Он испытывал дикое желание что-то сделать, его лицо побагровело от гнева. Полицейский притормозил рядом с моей машиной, наклонил ко мне голову и произнес: «Ночью ты бы такого не сделал». В ответ я сказал: «Вы правы. Совершенно точно не сделал бы, но вы мне угрожаете сейчас, не так ли?» Он покраснел пуще прежнего, резко нажал на газ и убрался восвояси.

Полицейские со страшной силой хотели достать меня, но им приходилось делать свою грязную работу не на виду у общины. Имея дело с невооруженным гражданином, полицейские обходились с ним жестоко, причем это происходило случайно. Но если человек был готов защищать себя, то в этой ситуации полицейские мало чем отличались от преступников, предпочитая работать по ночам.

Был еще один случай. Я оплатил несколько счетов отца и завернул в наш офис. Поскольку я не хотел вредить семейным делам, я не взял с собой дробовик, оружие осталось дома. Зато у меня на поясе висел кинжал в ножнах. В офисе находились два товарища: Уоррен Такер (он был одним из командиров в партии) и еще один член нашей партии. В разгар нашей беседы в офис ворвался одиннадцатилетний мальчик и сообщил, что в доме его друга бесчинствуют полицейские. Этот дом находился всего в трех кварталах от нашего офиса, и мы поспешили к месту происшествия. У Такера на боку болтался пистолет сорок пятого калибра, но у нас оружия не было. Мы вообще не держали в офисе никакого оружия, потому что бывали там время от времени.

Когда мы прибыли в нужный дом, то обнаружили там троих полицейских. Они переворачивали кушетки и кресла, с криком требуя у маленького мальчика ответить, где он спрятал дробовик. Парнишка без устали повторял, что у него нет никакого дробовика, но полицейские продолжали искать. Я спросил у полицейского, который показался мне главным в этой компании, был ли у него ордер на обыск, на что мне ответили, что в ордере нет необходимости, так как обыск проводился «по горячим следам». Потом мне было сказано покинуть помещение. Мальчик просил меня остаться, так что я продолжил расспрашивать полицейских. Я сказал им, что они не имели права находиться в доме. Наконец, полицейский обернулся ко мне и посоветовал убраться подобру-поздорову. Я сказал, что уходить не собираюсь, а вот им не помешало бы, ведь ордера у них не было.

В середине нашего спора домой вернулся отец мальчика и первым делом попросил полицейских предъявить ордер на обыск. Когда полицейские признались в том, что ордера у них действительно нет, хозяин велел им покинуть его дом. Полицейские уже уходили, и тут один из них, задержавшись в дверях, спросил у отца мальчика: «Почему вы нас выпроваживаете? Почему не избавитесь от этих «Пантер»? Они создают проблемы». Мужчина ответил им так: «До сей поры я недолюбливал «Пантер». Я слышал о них много неприглядных вещей, но сейчас я изменил свое отношение к ним, ведь они помогли моему сыну, когда вы с ним плохо обращались».