Революционный террор в России, 1894—1917

Беспрецедентный размах террористической деятельности, ставший неотделимой частью русской жизни в период революции 1905–1907 годов, заставил все политические партии и группировки определить свое отношение к политическим убийствам. Не составила исключения и Конституционно-демократическая партия (кадеты), также известная под названием «Партия народной свободы», официально образовавшаяся в октябре 1905 года. Однако если вполне определенное отношение к террору всех других политических партий и организаций не оставляет места сомнениям и недоговоренностям, взгляд кадетов на политический терроризм требует особых разъяснений. Движимые всепоглощающим желанием увидеть смерть царизма, даже наиболее мирно настроенные представители левого лагеря с сочувствием относились к террористической тактике и не отставали от радикалов всех социалистических направлений и анархистов в прославлении политических убийств. Умеренные народные социалисты и члены группы трудовиков, во многом разделявшие идеологию и программу эсеров, хотя и выступавшие за более открытую политику и критиковавшие ПСР за бойкот I Думы, не были готовы выступить против тактики индивидуального террора[2]. Хотя эти группы сами никогда не были причастны к террористической деятельности, такие члены думской фракции трудовиков, как Л.В. Карташев и Тесля, называли террористов «славными, знаменитыми мучениками… возвышенными людьми… честнейшими и самоотверженнейшими представителями… страны». Эти умеренные социалисты открыто оправдывали террористические покушения на «народных врагов», с которыми «борьба может быть только на живот или на смерть»[3]. Не только анархисты, максималисты, эсеры и социал-демократы, но и весь левый фланг оппозиционного движения более всего был заинтересован в максимальной эффективности своей борьбы с правительством, и, следовательно, ни одна из организаций этого лагеря не была готова отвергнуть террористические методы по моральным соображениям.

Хотя определение отношения к терроризму не было «предметом абстрактной морали… [и] все партии подходили к проблеме политического убийства не с точки зрения библейских заповедей»[4], а с позиций необходимости исторического момента, в своей риторике все левые говорили о морали, и нравственная сторона была важнейшим аргументом центральных и правых партий (Союза 17 октября, или октябристов, и консерваторов), используемым против любых политических убийств. Сознавая дестабилизирующую силу ежедневных покушений, подрывающих сам принцип законности и порядка, октябристы и консерваторы, несмотря на несхожесть их политических позиций, считали «всякое убийство, откуда бы оно ни исходило, столь возмутительным», что «долг и честь… требуют скорейшего осуждения террора»[5]. Точно так же профессор В.Д. Кузьмин-Караваев, думский представитель небольшой Партии демократических реформ, стоящей чуть левее октябристов, не преминул заявить: «Я скажу, что решительным образом осуждаю убийства с левой стороны: я осуждаю всякую кровь!»[6]

Единственной крупной политической организацией, не разъяснившей публично свою официальную позицию по отношению к терроризму, были кадеты. Заявляя, что «партия народной свободы не сочувствует принципу политических убийств», они, однако, отказывались «провозгласить… моральное осуждение политическим убийцам»[7]. Эта двусмысленность взглядов кадетов на терроризм до сих пор не привлекала внимания исследователей несмотря на то, что это является чрезвычайно важным вопросом: его можно считать ключевым моментом для определения того, как далеко кадеты, которых принято считать либералами, готовы были идти по революционному пути для достижения своих политических целей. Попытка определить позицию конституционных демократов в отношении террористической деятельности в период работы двух первых Государственных дум, а также причины и последствия кадетской политики в вопросе радикальной тактики также много говорят о российском либерализме вообще.

Кадетская тактика и политические цели