Революционный террор в России, 1894—1917

На деле, разрывая все видимые связи с религией, еврейские радикалы совершали чисто внешнюю подмену понятий, просто приспособляя традиционное мессианское мировоззрение к новой исторической ситуации и современным интеллектуальным нормам. Старые верования выразились в новых и слегка измененных формах, что, может быть, особенно заметно в мироощущении и отправных пунктах исторической концепции Карла Маркса, которого Бердяев назвал очень типичным евреем. Маркс, будучи материалистом, отрицавшим все духовные ценности, лишь несколько преобразовал идею мессии, ведущего народ Израиля к земному раю, в учение, по которому к спасению от несправедливости и угнетения приведет мир новый избранный «народ» – пролетариат[120]. Эта переработка знакомых понятий в духе атеистического взгляда на мир (что включало и марксистское определение класса, а не личностей, как единственного активного участника исторического процесса) оказалась чрезвычайно привлекательной для многих российских евреев, которые начали пополнять ряды радикалов в количестве, прямо пропорциональном степени распространения марксизма в конце XIX века в России[121].

Вышеприведенная схема хотя бы частичного объяснения еврейского радикализма ни в коей мере не снимает с российского правительства вины за уход еврейской молодежи в революцию. Этому способствовали и погромы 1880-х годов, и волна антисемитских выступлений в Кишиневе в 1903 году и в Одессе, Минске и Киеве в 1905-м. К тому же, ограничения в экономических правах, в продвижении по социальной лестнице и в делании карьеры (что могло бы стать для многих ассимилированных евреев делом их жизни) буквально толкали их в революцию, на которую они тогда возлагали все свои надежды[122].

Для евреев интернационалистское учение Маркса с его ориентацией на рабочий класс было более привлекательным, чем ориентирующаяся на крестьян народническая идеология эсеров, которая для многих рядовых еврейских радикалов ассоциировалась с «традиционным русским характером, склонным к погромам, реакции, обскурантизму и славянскому шовинизму». Марксизм не обязывал их порывать со своим еврейским прошлым так решительно, как того требовало народничество, и поэтому среди рядовых эсеров евреи составляли не больше 15 %, хотя среди эсеровского руководства их было, вероятно, больше[123]. В то же самое время многие революционеры, как евреи, так и не евреи, хотя и находясь под сильным впечатлением от «научного» подхода маркcистов (особенно меньшевиков и бундовцев), никак не могли привести свои эмоции в согласие с марксистским строго рационалистическим мировоззрением, где не было места ничему, кроме абстрактных схем, материалистических расчетов и практического анализа. Горя желанием пострадать и принести себя в жертву за свои новообретенные убеждения, многие молодые еврейские экстремисты – неофиты, не вступившие в определенно «ненаучную» и более склонную к насильственным действиям партию эсеров, – посвящали себя делу максималистов и особенно анархистов, обладавших той притягательной силой, какую для нетерпеливых имеет жестокость методов. Это можно объяснить еще и тем, что из всех революционных направлений анархизм и максимализм, провозглашавшие полное разрушение традиционного общественного устройства необходимой предпосылкой перестройки общества, были наименее абстрактны, не основывались на разработанной теории и не требовали от своих приверженцев чрезмерных интеллектуальных усилий и подготовки; это было удобно для некоторых не слишком образованных еврейских добровольцев, которые часто полуграмотно изъяснялись на идише и почти совсем не читали по-русски. Таким образом, в то время как многие революционные лидеры предпочитали не использовать евреев в качестве непосредственных исполнителей терактов из опасения вызвать антисемитские настроения, некоторые максималистские и анархистские группы просто не имели другой альтернативы: по своему составу они были почти полностью еврейскими[124]. Это явление не ускользнуло от внимания не только антисемитов-консерваторов, но и современных либеральных сатириков, в шутку сообщавших: «Расстреляно в крепости одиннадцать анархистов; из них пятнадцать евреев»[125].

Большая часть террористических актов, приведенных в исполнение евреями, была совершена в районах черты оседлости, где жертвами революционеров, в первую очередь анархистов, были представители местной администрации, главным образом полицейские, казаки и солдаты[126]. Проводили они также мелкие акты экспроприации и нападения на местных дельцов, особенно на тех, кто оказывал им сопротивление. В одном таком случае в маленьком промышленном городке Кринки в январе 1906 года фабриканты пытались защититься от анархистов, объединившись в союз, но во время их первого же собрания революционеры взорвали бомбу в синагоге, где оно происходило[127].