Революционный террор в России, 1894—1917

В других прибалтийских городах и районах экстремисты совершали убийства и акты экспроприации столь же часто[101]. В сельской местности наиболее активны были так называемые лесные братья – члены военизированных банд, особенно расплодившихся в конце 1905 года и в 1906-м. Большинство лесных братьев составляли бунтовщики и боевики, вынужденные скрываться в латвийских лесах от репрессий со стороны правительства[102]. Эти революционеры-партизаны, объединявшиеся обычно в банды по 10–15 человек, происходили главным образом из крестьянской среды, и среди них было немало полууголовных элементов. Они стали широко известны своими молниеносными и кровавыми грабительскими набегами не только на замки и усадьбы местных баронов и богатых помещиков, но и на фермы и деревни, где заставляли местных крестьян предоставлять им провизию, деньги и убежище[103]. Всех сопротивлявшихся безжалостно убивали. Согласно одному правительственному источнику, в сельских местностях террор применялся против помещиков и управляющих, против православных священников, волостных старшин и их помощников, чиновников и учителей, которые не выполняли требований агитаторов поддерживать бунтовщиков. Таких лиц объявляли «шпионами», приговаривали к смерти и убивали[104]. Местная знать, особенно немецкие бароны, с ее сильными военными традициями, начала оказывать сопротивление лесным братьям и организовывать отряды самообороны. Они-то и стали главными мишенями партизан наравне с жандармами, полицейскими и казаками, предпринимавшими отчаянные и поначалу безуспешные попытки остановить насилие и анархию в сельской местности[105]. Ради приятной забавы лесные братья не только обворовывали и убивали богатых помещиков и дворян, но и грабили и сжигали усадьбы, что даже некоторые местные революционеры считали вандализмом, так как при этом гибли огромные библиотеки, бесценные картины и другие произведения искусства[106]. Согласно данным центральной власти за зиму 1906–1907 годов, только в Рижском уезде из 130 поместий было разграблено и сожжено 69 (общий убыток – 1,5 миллиона рублей) [107]. И тем не менее во многих леволиберальных и неореволюционных кругах лесные братья пользовались известностью и славой местных Робин Гудов. Один мемуарист рассказывает, например, о девушке, принадлежавшей к клубу молодежи из богатых семей, члены которого называли себя якобинцами. Эта девушка объявила о своем желании выйти замуж за своего знакомого – лесного брата, но сначала попросила его убить ее реакционера-отца[108]. Революционеры в других прибалтийских губерниях делали все, чтобы не отстать от латышей. К весне 1905 года в почти каждом заметном городе северо-западного края империи были организованы боевые отряды[109]. Они совершали индивидуальные теракты и нападения на магазины, винные лавки, трактиры, частные дома и церкви. В Эстонии представители социалистических организаций, в том числе и партии эсеров, даже не пытались делать вид, что их действия направлены в первую очередь против крупных государственных чиновников и известных эксплуататоров из буржуазии. Как и лесные братья и другие мелкие террористические группы, они были заняты главным образом грабежами и сведением счетов с мелкими служащими, чиновниками, консервативно настроенными учителями, священниками и вообще со всяким, кого они подозревали в отсутствии сочувствия к их действиям или кто отказывался давать деньги на революцию. Движимые лишь задачами текущего момента, эти террористы нового типа большей частью не утруждали себя раздумьями о более отдаленных целях и были всегда начеку, буде появится в их поле зрения любой «представитель реакции», которого можно убить и ограбить.

До того как в начале 1908 года многочисленные аресты в Эстонии и других прибалтийских областях положили конец массовому террору, многие из этих налетчиков успели поучаствовать в десятках террористических актов и уже плохо помнили, во скольких именно; не могли они и с уверенностью сказать, что конкретно происходило в ходе каждой отдельной операции[110].

Наименее затронутой террором окраиной империи была Финляндия, в большой степени благодаря ее особому полуавтономному конституционному статусу в Российской Империи. Тем не менее российские экстремисты быстро обнаружили, что они могут без особого риска действовать в Финляндии, до которой было легко добраться от столицы по железной дороге. Все слои финского общества были охвачены сильными сепаратистскими настроениями, многие представители местной финской администрации, даже на самых высоких постах, сочувствовали делу революции; среди полицейских чинов были социал-демократы, и некоторые являлись членами Партии активного сопротивления (Finska Aktiva Motstandsparti), схожей по своей тактике с партией эсеров. Никто из них не собирался помогать царскому правительству в борьбе против террористов, которые, по их собственным словам, находили в Финляндии безопасное убежище и чувствовали там себя как рыба в воде[111].