Революционный террор в России, 1894—1917

Широкий спектр причин приводил молодых людей к терроризму — многие из них были чисто личного характера и возникали от эмоциональных проблем и конфликтов, а не от революционного пыла или от приверженности революционной идеологии. Создается впечатление, что одной из наиболее распространенных причин участия в насилии с политической окраской была неспособность признать собственные неудачи или контролировать свой гнев и примитивное стремление к немедленному отмщению. Террористические акты, совершенные по подобным мотивам, представлялись либеральной и левой прессой как форма революционной борьбы, оправданная политическими и экономическими обстоятельствами. Приведем несколько примеров. В мае 1905 года почтовый работник, активист рабочего движения, которого собирались уволить, совершил покушение на жизнь своего начальника. В августе того же года рабочий фарфоровой фабрики, уволенный за плохую работу, пытался убить начальника своего цеха[8]. Террористы также прибегали к насилию для защиты собственных интересов или для наказания лиц, которые, как им казалось, их преследовали. Член ПСР Василий Троицкий был призван в армию и решил отомстить генералу, который пытался прибегнуть к дисциплинарным взысканиям за участие Троицкого в революционной деятельности[9]. Случалось, что некоторые радикалы, ранее не замешанные в серьезных политических преступлениях, но подвергшиеся полицейской слежке или другим преследованиям со стороны правительства, иногда отчаивались, начинали испытывать жгучую обиду на власти и решали отомстить за себя и за других, оказавшихся в подобной ситуации[10]. Как сказал один из них: «Я жажду мести. Я готов на террор из личной мести. Я хочу убивать этих клопов, чтобы показать им их ничтожество и трусость. Если бы ты только знал, как они издевались надо мной и как мое самолюбие страдало. Я против террора, но одного мерзавца я решил убить, и убью»[11]. Иногда лица, чьи родственники были арестованы или казнены за экстремистские действия, хотели отомстить за них[12]. Таким образом, определенное число терактов, описанных в либеральной российской и заграничной прессе как акты революционного экстремизма, были просто случаями мести и, вероятно, не имели ничего общего с политическими целями и убеждениями совершавших их людей. Это были обычные уголовные преступления[13].

Причиной участия в террористической деятельности бывало и стремление к известности, которую террористы надеялись снискать путем совершения громких политических убийств, способных «потрясти весь мир»[14]. К таким людям можно причислить и Владимира Бурцева, чьими действиями явно руководило желание славы, что понимали и его соратники. Другие революционеры, такие, как Лидия Езерская, эсерка, убившая могилевского губернатора Клингенберга, шли в террор исключительно из желания самоутвердиться. Езерская осознала, что в тридцать восемь лет, не обладая талантами организатора, агитатора или теоретика, она не могла посвятить себя мирной революционной работе и, поскольку «мысли о бесполезности для революции губили ее жизнь», решила убить Клингенберга для оправдания собственного существования[15]. Согласно исследовательнице Эми Найт, причины, приведшие известную эсерку, члена боевой организации Фруму Фрумкину к террористической деятельности, проистекали из комплекса неполноценности и стремления самоутвердиться как личность[16].

После того как в 1905 году насилие стало неотъемлемой частью жизни всей страны, все большее число террористов рассматривало свою деятельность, по словам одного революционера, «как очень интересную игру», а некоторые просто страдали манией величия[17]. Обесценивание человеческой жизни в это время привело к тому, что многие террористы стали безразлично относиться и к своей собственной. В результате они с легкостью убивали «угнетателей» и при этом охотно рисковали своей жизнью. Один террорист, пытаясь объяснить причины своего вступления в группу, заявил: «Мне жизнь страшно надоела. Жизнь такая, как я жил раньше, хуже всего опротивела»[18]. Другие террористы и экспроприаторы принимали участие в терактах просто потому, что испытывали непреодолимую потребность в сильных ощущениях; один из них признавался: «Не могу мирно жить. Люблю опасность»[19].

Многие экстремисты, вставшие в первом десятилетии XX века на путь террора по разным личным причинам, стали революционерами потому, что революционная ситуация в Российской Империи предоставляла массу возможностей личного обогащения преступным путем. Некоторые лица объявляли себя членами известных радикальных организаций, не будучи таковыми, и ПСР, например, в своих официальных публикациях изо всех сил старалась убедить общественность, что эти «головорезы» не имеют никакого отношения к партии. Это не мешало лжеэсерам грабить частных граждан от имени партии; они даже предъявляли своим жертвам удостоверения, иногда напечатанные на официальных бланках ПСР или просто подделанные[20].