Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.)

Не согласные с мнением работников Ставки, решивших дать тому и другому фронту одинаковое количество пополнений (хотя Южный фронт уже вел успешное контрнаступление, а Юго-Восточный еще держал оборону), члены реввоенсовета Южного фронта Сталин и Серебряков 10 и 14 ноября направили Центральному Комитету РКП(б) письма, в которых выдвинули ультимативные требования — сменить либо руководителей Ставки, либо реввоенсовет Южного фронта.

Сталин телеграфировал в ЦК: если его предложения о присылке подкреплений не выполнят, он откажется от дальнейшей работы в РВС Южфронта. Политбюро ЦК 14 ноября указало Сталину на абсолютную недопустимость подкреплять свои деловые требования ультиматумами и заявлениями об отставках. На следующий день, то есть 15 ноября, Сталин послал Ленину большое письмо, в котором изложил свою точку зрения на задачи и роль Южного и Юго-Восточного фронтов и мотивировал преимущества нанесения главного удара по отступающим деникинцам в направлении Харьков — Донбасс — Ростов. Поскольку ЦК накануне уже решил вопрос о задачах и направлениях действий обоих фронтов, Ленин ограничился резолюцией: «В архив. Секретно».

Безусловно, зная все это, Ворошилов (в первой юбилейной статье) и Сталин (в 4-м томе сочинений) «отодвинули» дату написания письма на месяц назад, ибо без такого «усовершенствования истории» получилось бы, что «гениальный сталинский план операции по разгрому Деникина» написан… через 20 суток после того, как операция началась. Для большей убедительности Ворошилов еще и добавил:

«План Сталина был принят Центральным Комитетом».[238]

Эта же фраза есть и в Краткой биографии Сталина.

В завершение данного исторического эпизода процитируем столь характерную для Сталина последнюю фразу его письма:

«Без этого[239] моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте».[240]

Ноябрьский конфликт с ЦК, содержание и тон письма к Ленину и последующее преобразование этого письма в «сталинский стратегический план» (тем более что основная идея плана — нанесение главного удара в направлении Харьков — Донбасс — Ростов — «заимствована» у бывшего главкома И. И. Вацетиса) отчетливо высветили основные черты и особенности стиля работы, а также личного характера Сталина: стремление к единовластию; убеждение в собственной непогрешимости; неприятие любых критических суждений и замечаний, от кого бы они ни исходили; смешанная с завистью подозрительность, особенно по отношению к опытным военным специалистам; и, наконец, полное пренебрежение любыми общечеловеческими нравственными принципами и нормами.

Уже через несколько лет после окончания гражданской войны, пытаясь доказать, что якобы он сам, а не кто-либо другой был в период контрнаступления и общего наступления советских войск против Деникина самым главным лицом на Южном фронте, Сталин прибегнул к весьма неблаговидному приему. Он в примечаниях к тексту речи, произнесенной им на пленуме Коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 года, сообщил, что якобы осенью 1919 года, когда деникинцы подходили к Орлу, «Центральный Комитет признает положение тревожным и постановляет направить на Южный фронт новых военных работников, отозвав Троцкого. Новые военработники требуют „невмешательства“ Троцкого в дела Южного фронта», и далее в том же духе.

Нетрудно догадаться, кого в первую очередь имеет в виду Сталин, говоря о «новых военработниках».

Запущенная исподтишка Сталиным «утка» об отлучении Троцкого от Южного фронта «по требованию (!) новых военработников» была «творчески развита» Ворошиловым и долго гуляла по свету. Опровергать ее пытался и устно, и письменно сам Троцкий. В письме Л. П. Серебрякову (сентябрь 1927 г.), отвергнув сталинские вымыслы, он писал:

«Никогда никто не запрещал мне ездить на Южный фронт… Возможно, тов. Сталин за моей спиной ходатайствовал о чем-нибудь подобном. Я об этом никогда ничего не слышал.

…Только человек, отравленный злопыхательством, может договориться до таких бессмыслиц, которые в себе самих заключают свое опровержение».[241]

Сказано резко и убедительно.

Беспристрастные документы также свидетельствуют о том, что Реввоенсовет Республики в октябре — декабре 1919 года, так же как и раньше, рассматривал и решал крупные и мелкие проблемы Южного фронта. При этом на ряде заседаний РВСР, которые вел Троцкий, Сталин не только присутствовал, но и был в числе докладчиков по важным пунктам повестки дня. Например, на заседаниях РВСР 2 и 15 октября по докладам Сталина были приняты решения о пополнениях для Латышской дивизии, о включении в Южный фронт новых соединений и т. п. А 17 ноября на очередном заседании РВСР, в котором участвовали Троцкий и Сталин, первым рассматривалось и было одобрено предложение реввоенсовета Южного фронта (докладчик — командующий фронтом А. И. Егоров) «О создании Конной армии Южного фронта».