Важным направлением в деятельности Двинской организации была работа среди солдат. Ее стали вести уже с 1905 года, хотя, как вспоминал Юренев, «трудность военно-революционной работы в то время была очень велика. Связей с солдатской массой почти не было», но постепенно «организации удалось приобрести довольно значительный круг знакомств и связей с военной средой». Вместе с тем «до начала 1906 года военная работа в Двинске не носила организованного характера и особой „военно-революционной организации при Двинском комитете РСДРП“ не существовало». Положение стало меняться с января 1906 года, когда в Двинск вернулась из Маньчжурии боевая дивизия. «Комитету очень скоро удалось наладить хорошие связи с артиллеристами, пехотинцами. Не только в каждом полку, но и в батальонах, ротах имелись группы наших товарищей. Основной скрепой организации был „ротный комитет“. Если в роте было много организованных, то „комитет“ избирался,
в случае же, если их было 2―3 человека, они и составляли комитет. Собрание представителей рот выбирало батальонный комитет, а иногда, если в батальонах было мало ротных организаций, — прямо полковой. Председатели полковых комитетов и отдельных специальных частей войск (артиллерия, саперы) „составляли“ центр военной организации…Настроение солдатской массы было очень революционное. Почти все руководящие товарищи-солдаты были если не большевиками по убеждению, то по настроению.
Они рвались в бой».Опыт работы в солдатской среде в годы первой русской революции не прошел для Юренева бесследно.
В период его пребывания в Двинске было еще одно направление в партийной работе, опыт которого оказался важен и нужен в 1917 году. Осенью 1905 года при Двинском комитете РСДРП была организована так называемая «боевая дружина». К декабрю она насчитывала около 200 боевиков, главным образом рабочих железнодорожников и кожевенников. Как вспоминал впоследствии Юренев, «боевая дружина разбивалась на „десятки“. Во главе „десятки“ стоял „товарищ десятский“. Высшей организационной единицей „боевки“ была сотня с „сотским“ во главе. Всей дружиной руководил один
товарищ — „начальник“ — профессиональный революционер», через которого она была связана с комитетом. И этот опыт оказался впоследствии весьма поучителен.В конце 1906 года Юренев (Евгений) был избран членом Двинского комитета, который направил его своим представителем в «военный центр», где он работал вплоть до ареста, последовавшего весной 1908 года.
Юренев (которому едва исполнилось 20 лет) был арестован на улице, и так как прямых улик против него не было, то после почти пятимесячной «отсидки» он даже не был предан суду, а без суда отправлен на 3 года в административную ссылку в Архангельскую губернию. В 1911 году, отбыв ссылку в Пинежском уезде, Юренев вернулся в Петербург, где связался с газетой «Звезда», а к началу 1912 года — с группой активных работников РСДРП. Нелегальная работа, аресты… Чтобы скрыться от полиции, переезжает из города в город. Так он жил до Февральской революции 1917 года.
Особо стоит остановиться на событиях 1913 года, когда он вместе с рядом других социал-демократов (и большевиков, и меньшевиков) выступает в качестве организатора «Петербургской междурайонной комиссии». В двух номерах журнала «Пролетарская революция» за 1924 год были опубликованы его обширные воспоминания «Межрайонка (1911―1917 гг.)», которые помогают понять позицию и поведение Юренева в эти сложные годы. Кстати, именно в это время и возникает Илья Юренев — литературный и партийный псевдоним К. К. Кротовского, который затем становится его фамилией.
Летом 1912 года в Петербурге функционировали две основные социал-демократические организации — Петербургский комитет РСДРП (большевиков) и Инициативная группа РСДРП (меньшевиков). «ПК имел очень мало работников, — пишет он, — частые провалы обессиливали организацию, и в результате работа велась крайне несистематически. Однако „фирма“ Петербургского комитета пользовалась у рабочих большим доверием; долгие годы энергичной работы большевиков не прошли бесследно. Беда ПК заключалась в отсутствии сплоченной авторитарной „верхушки“; „пекистски“ же настроенная масса имелась во всех районах… Что касается „инициативки“, то она, как раз наоборот, имела крепкий штаб и несравненно более слабые, чем у ПК, связи в районах; в некоторых „инициативщики“ исчислялись единицами».[246]
И далее: «Разделяя основную политическую линию Петербургского комитета большевиков, мы отвергали многие из его методов работы. Кроме того, мы отказывались „признать“ большевистскую конференцию 1912 года конференцией всей РСДРП. Наконец, мы крайне невысоко расценивали истинную силу Петербургского комитета».[247]
В этом небольшом рассуждении ключевой момент — неприятие решений Пражской конференции, практически поставивших вне партии всех меньшевиков.