Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.)

Вздорное требование Муравьева встретило твердый, единодушный отпор оренбургских руководителей. Зиновьев категорически заявил, что истребления людей не допустит. На это последовало распоряжение о его аресте, но исполнять сие отказались другие товарищи. Тогда разъяренный Муравьев направил (30 июня) единоличную, без подписи комиссара, телеграмму командующему Особой армией А. А. Ржевскому, в которой приказывал «перерезать путь нашим частям, самовольно бросившим фронт и уезжающим в Ташкент, расправиться с ними самым беспощадным образом». Командарм Ржевский, как и Зиновьев, тоже оказался благоразумным человеком и вредное приказание «положил под сукно».

Нелегко, да нужно правильно и быстро разобраться в запутанном клубке разнообразных фактов. И Кобозев сумел это сделать. На состоявшемся после его приезда в Казань заседании реввоенсовета самовольные действия Муравьева были строго осуждены, его незаконные, за единоличной подписью, распоряжения отменены.

Главком сказал, что он «во всем согласен» с председателем РВС. Сказать-то сказал, а сам в тот же день под предлогом отчета о своей поездке на фронт настрочил в Москву кляузу на Кобозева, очернил его действия. Сделал он это тайком, но скрытное стало известным, лишний раз напомнив, что за левоэсеровским главкомом нужен глаз да глаз.

Вопреки тайным интригам и явным выходкам Муравьева работа по организации управления фронтом, сплочению советских войск приносила первые плоды. Упорядочилось дело со 2-й армией, во главе ее был поставлен Константин Никитич Блохин. Энергичные, решительные командиры возглавили другие армии: 1-ю — Михаил Николаевич Тухачевский, 3-ю — Рейнгольд Иосифович Берзин. Не было, правда, полной ясности с Особой (в дальнейшем 4-я) армией, но и до нее дойдет черед. На боевых позициях усиливался отпор врагу, в тылу формировались резервные части, велась интенсивная подготовка к новым боям.

В этих условиях повышалась роль реввоенсовета, и как нельзя кстати было решение правительства пополнить состав РВС. Прибыл из Москвы новый член — один из наркомвоенов, видный большевик Константин Александрович Мехоношин. Со многими боевыми участками он был знаком по прежним поездкам с военной инспекцией, это ему облегчало вхождение в курс дела.

Оказавшийся под усиленным надзором, Муравьев стал изощренно лавировать, втайне готовить переворот, который должен был начаться по сигналу из левоэсеровского центра. Расставил, где удалось, своих людей, стягивал в крупные города «послушные» войсковые части, заигрывал с бывшими офицерами, которых в той же Казани было несколько тысяч…

В воскресенье 7 июля в ходе очередного заседания РВС поступили первые сведения об убийстве немецкого посла и начавшемся вооруженном выступлении левых эсеров в Москве. Члены реввоенсовета — коммунисты были возмущены вероломством вчерашних союзников, а Муравьев молчал. Перед ним в упор поставили вопрос: как он относится к действиям ЦК левых эсеров? С наигранным пафосом он заявил, что осуждает гибельную линию, порывает со своей партией и отказывается от членства в ней.

Тотчас вызвали по телеграфу Москву — к кремлевскому аппарату подошел Ленин. Ему сообщили о казанских делах и позиции главкома. Владимир Ильич сказал: «Я не сомневаюсь, что безумно-истеричная и провокационная авантюра с убийством Мирбаха и мятежом центрального комитета левых эсеров против Советской власти оттолкнет от них не только большинство из рабочих и крестьян, но и многих интеллигентов». Относительно главкома было дано указание: «Запротоколируйте заявление Муравьева о его выходе из партии левых эсеров, продолжайте бдительный контроль». Так и было сделано.

На том же заседании реввоенсовет рассматривал предложенный Муравьевым план генерального наступления. На бумаге все выглядело превосходно: 1-я армия «выбивает белых» из Сызрани и Самары, другие армии, «сдавливая противника», осуществляют «грандиозное окружение» вражеских сил на огромной территории, что позволяет «сразу перенести фронт с Волги к Уралу». Однако громкая речь была встречена без восторга. Деловые, аргументированные замечания членов РВС вынудили главкома согласиться с необходимостью перестроить оперативный план. Муравьев настаивал на своей непременной поездке в 1-ю армию, но никто его не поддержал.

День 8 июля проходил в штабе Востфронта на первый взгляд как обычно. Подписывались очередные документы, читались оперативные донесения из армейских штабов, поступали сведения с различных пунктов города.

В пятом часу утра 9 июля Кобозева и Мехоношина попросили прийти на вокзальный телеграф. Вызывал из Москвы В. И. Невский, замещавший П. А. Кобозева в Наркомате путей сообщения. Говорил он по своей служебной линии, не желая пользоваться общим телеграфом ввиду секретности разговора. Владимир Иванович информировал, что расследование подтвердило прямую причастность Муравьева к левоэсеровскому заговору.

Тревожный сигнал! Вот-вот и в Казани может вспыхнуть мятеж, угрожая не только реввоенсовету, но всему советскому фронту. Дорога каждая секунда. Надо немедленно обезвредить Муравьева.