Резьба по живому

Ларри смеется, довольный, что снова нормально сблатовался со старым дружком. Вчера Франко не было весь день и вернулся он поздно. Ларри пытался вынюхать, где Франко шарился, но, как обычно, никакой инфой не разжился. Поэтому довольствуется дежурными фразами:

– Угу, старые деньки… классное было времечко, Франко.

Но Франко качает головой. Нет, не хочет он звонить Мелани по трубе Ларри – даже сейчас его харит при мысли о том, что цифры ее номера сохранятся на его телефоне.

– Чё, серьезно, Ларри? Я чё-то не ощущаю, – говорит он, вспоминая урывками пьяные беспределы, панибратство и трах. Затем долгие промежутки между ними, пока он чалился на нарах. Потом откидывался. Брался за старое. Новая чувиха. Большие планы. Принятые решения.

Потом еще какой-нибудь ебанько. Еще одна заваруха.

Одна и та же унылая схема отняла у него молодость. Все эти запахи, издевки и гулкий смех таких же, как он, ветеранов тюремной системы. Часто дерзких, но, по сути, сломленных, угнетенных страшной правдой о том, что они никогда не догоняли, как уберечься от этих хмурых, морально угнетающих мест.

Потом наставник. Лечение дислексии. Спасательный круг. Книги – эти окошки в альтернативные возможные миры.

И наконец, физическое воплощение этих миров. Арт-терапевт.

Настоящая партнерша по танцу.

– Может, в Лит сгоняем? – говорит Франко. – Тряхнем стариной.

Лицо Ларри расплывается в ухмылке.

– Значится, держим курс на Литский порт, – нараспев говорит он, ловко перестраивается в другой ряд на Ватерлоо-плейс, подрезает внедорожник и со свистом проносится по Лит-уок.

– Гони прямо на Конститьюшн-стрит, – советует Франко. – Заскочим на чуток к докам.

– Давно там, кстати, не был, – говорит Ларри и вскоре уже тормозит перед воротами верфи.

– Просто проехай через них, – убеждает Франко, – по ходу, они на соплях держутся.

– А по мне, так крепкие, размечтался, ага, – недоверчиво говорит Ларри, после чего тычет пальцем в вывеску: «ПОСТОРОННИМ ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЕН».

Франко сощуривается. Он понижает голос, почти приближаясь к той режущей слух, но в то же время успокаивающей картавости, которая так хорошо знакома Ларри и теперь четко различима после долгого отсутствия.

– С каких это порр нам надо рразррешение от какой-то пизды, чтобы прроехать куда-нибудь в Лите?

Ларри заговорщицки лыбится, довольный, что Франко снова становится самим собой. Он прокатывается на фургоне по брусчатке и решетке и по указанию Франко паркуется у старой кирпичной постройки. Там безлюдно: кругом никакой охраны. Франко озирается: странно смотреть на здание средь бела дня. Они вылезают из фургона и подходят к краю сухого дока. Франко заглядывает через край.

– Я тебе рассказывал историю за моего старого дедулю Джока и Красавчика Джонни Твида?

– Не-а.

Франко по-прежнему смотрит вниз. До дна далеко – не такая адская глубина, как ему казалось в детстве, но все же прилично. Обрушение стен набирает обороты: на дне дока валяется еще больше булыг, хотя дальнюю стену пытаются укрепить деревянными подпорками. У Франко немного кружится голова. Он отступает и поворачивается к своему приятелю.

– Мы были большими дружбанами, Ларри.

– Угу, так мы и щас, Франко, – хитровато, с осторожным беспокойством говорит Ларри.

– Большими дружбанами, но не друзьями, – с хладнокровной монотонностью рассуждает Франко. – С виду друзья, но в душе презирали друг друга.

Немного ошарашенный, Ларри смотрит на него с жесткой агрессией в глазах. Кажется, он собирается возразить, но внутренне перестраивается и вместо этого расплывается в улыбке:

– Так вот када все выясняется, да?

– Ты всегда умел мной манипулировать, – продолжает Франко, переводя взгляд на подъемные краны. Вдали хлопают крыльями и клекочут чайки – наверное, над мусорным баком за стенами из рифленого железа к востоку от верфи. Слева над серебристо-серой рекой садится огненно-красное солнце, словно готовое стереть Файф с лица земли. – Умел подкинуть проблем. Чтоб они росли как снежный ком. Видать, я и в тюряге стока отсидел из-за тебя, – заявляет он без враждебности. – Мои настоящие друзья – Рентс, Томми, Больной, Спад и остальные – всегда на тебя гнали.

– Та они ж ебаные торчки! А чё мне тада говорить? – усмехается Ларри, тыча пальцем в шрам над глазом и след от ожога на половину лица. – Откуда это у меня? Кто чморил меня и всех прочих додиков в округе? Кто превратил нашу жизнь в ебаный ад? Святой Франциск Джеймс Бегби! Угу, а твои дружки, Рентон, Больной, Спад и остальные, – где они все, блядь, щас?

Франко сжимает губы и поднимает брови. Хороший вопрос.

Но Ларри уже понесло. Теперь в натуре все выясняется.

– Их же нету с тобой! Нету их с ебаным беспредельщиком!

– На себя посмари, Ларри. Ты ж еще в школе…

– Никогда я не был в твоей лиге, братан, – резко перебивает Ларри. – Даже твои собственные друганы были на мушке! Любой обходил тебя десятой дорогой, – Ларри стучит себе по виску, – потому что ты был ебаный псих, – ухмыляется он, подступая ближе к Фрэнку Бегби и подставляя лицо, словно для удара. – А теперь глянь на себя! Ебаная баба! Даже разобраться с этим пиздючонком Миллером слабó!