Резьба по живому

Он потянулся к своим ходункам и вскинулся. И как бросится на меня! Вот это был цирк! Я вышиб их из-под него ногой, и он с грохотом растянулся на полу.

– Да отвянь ты, старая тумба с ушами, – рассмеялся я. Почему-то помню, как пошел потом в кафешку «Мэтьюенз» на Джанкшн-стрит и захавал пирога с начинкой.

Через пару недель он откинул копыта. Я был на похоронах. Не собирался идти, потому что накануне вечером загремел в мусарню после махача в центрах. Когда дополз домой, хотелось одного – хорошенько выспаться. Но старый с маманей и даже Джо – все подняли кипиш, так что я пошел. Лоузи не было и близко – вообще почти ни одной живой пизды. Пустая, сука, трата времени. Прикол в том, что его все кругом люто ненавидели.

33 Хаза

Убрав зеленую куртку Миллера с капота фургона и повесив ее на дверную ручку хазы, Франко слышит изнутри вопли Ларри, устраивающего кошачий концерт в своей кирпичной тюрьме. Сам Антон молчит, но за него красноречиво говорит лезо. Франко так и подмывает открыть тяжелую деревянную дверь, чтобы лучше заценить стиль молодчика. Но завывания Ларри означают, что Антон не слышит, как Фрэнк Бегби садится в фургон и сдает к двери, оставляя зазор сантиметров десять.

Увлеченный изуверством, Антон замечает неладное, только услышав плеск на бетонном полу. Обернувшись, он видит, что в щель просунут носик канистры, из которого в хазу льется бензин. Кроссовки у него промокли, и лужа уже добралась до джинсов на жалкой, пропитанной кровью груде, сваленной в углу, в которой лишь смутно опознается Лоренс Томас Уайли.

– Какого хуя! – орет Антон из хазы, раз за разом ударяя дверью в зад фургона. – ФРАНКО! КАКОГО ХУЯ! Ты чё… хочешь полисыю вызвать, запереть меня тут? – тяжело дыша, почти с надеждой говорит Антон. В панике он просовывает руку и часть лица в дверную щель, но Франко лишь получает возможность окатить его бензином. Антон отступает обратно в хазу, плюясь и умоляя: – ЧЕГО?! ЧЁ ЗА ХЕРНЯ?!

– Я чё, похож на чувака, который звонит в полисыю? – говорит Фрэнк Бегби, морщась от воспоминания, и, открыв переднюю дверь фургона, ставит туда пустую канистру и берет полную. Он слышит, как тяжелая дверь ухает по тачиле в ритме, напоминающем трах. Вылезая наружу, Франко предъявляет: – Щас от конкретно обидно было, – и снова плещет бензином внутрь хазы.

Антон опять стоит в дверном проеме, даже не подается назад и насквозь пропитывается бензином.

– Что это за… Я думал, мы с тобой… думал, мы… я же сказал, что пальцем не тронул Шона!

– А я уже сказал: я в курсах, что с убийством Шона ты никак не связан, – говорит Франко. Изнутри доносятся негромкое бормотание и вздохи: похоже на исповедь грешника Ларри. – И я благодарен тебе за то, что наказал этого говнюка, так что спасибочки.

– Это что, благодарность? – Антон задыхается. – Но почему? За что? – умоляет он, пытаясь подавить панику в голосе.

– Ну ты там чё-то заикнулся за смерть хозяйки и деток, – Франко отступает на шаг от двери, – а я к ним маленько привязался. Тут ты полную хуйню сморозил. Я страшно расстроился: я-то думал, ты уже врубился, что некоторым людям угрожать контрпродуктивно. Это один момент…

Антон втискивает лицо в дверную щель:

– Я НЕ ЭТО ИМЕЛ В ВИДУ!

– Та харэ, братишка, – с легким разочарованием говорит Франко. – Сохраняй достоинство.

– Слышь, – лицо Антона Миллера искажается в презрительной усмешке, – мои пацаны вычислят тебя – тебя и всю твою семью! Они в курсах, что у нас стрела!

– Не особо впечатлили эти ребятки, братишка: конечно, они на голову выше пауэровских лошков, но, думаю, без тебя они и дорогу перейти сами не смогут. Я рискну. – И он машет у Антона перед носом его мобилой.

– Слы…

– Второй момент. – Франко смотрит на список звонков на мобиле Антона. – Все думают, что Шона порешил ты. Сам понимаешь, как я выгляжу со стороны, – пожимает плечами он, глядя на мокрое, несчастное лицо в щели. – Короче, оставить тебя в живых – это, блядь, не варик. Я усердно трудился над имиджем, братишка. Работенка вредная, но дорогого стоит, – объясняет Франко почти с унылой обреченностью, слыша пронзительные стоны Ларри из хазы.

– Я НИКАДА… НИКАДА… ФРАНКО… – Антон теперь стал похож на шкета: намокшие от бензина волосы облепили голову, а зазнайство на лице сменилось страхом.