Резервация

– А почему бы и нет? – спокойно, как всегда, ответил Василий. – Я родился в секторе Паскаля, в семье геренитов. Постулаты учения геренитов я выучил, прежде чем освоил грамоту. Орден – это мой дом. А если в доме завелась плесень, разве не должен я ее убрать? Я не желаю зла Ордену геренитов. Напротив, я хочу, чтобы он вернул себе былую славу и влияние. Тем более что, как я уверен, от этого зависит и жизнь всей Сферы. Но для того чтобы Орден стал живым, действующим организмом, его необходимо реформировать.

– Так. Ты собираешься затеять в своем доме капитальный ремонт, – констатировал Стинов.

– Можно сказать и так, – согласился Василий. – У меня есть единомышленники. Но для того чтобы сломить сопротивление старой системы, потребуются значительные усилия. Основные надежды мы связываем с выходом Ордена из коллапса, в который он сам себя вогнал. Для этого необходимо открыться, выйти к людям и убедить их в том, что мы не желаем им ничего, кроме блага.

– Не напомнишь, куда обычно мостят дорогу благими намерениями? – с напускной серьезностью поинтересовался Стинов.

Василий пропустил его вопрос мимо ушей.

– Мы все выросли в секторе Паскаля, окруженные собратьями по вере, – продолжал он. – Мы следим за событиями в Сфере, но невозможно понять чужую жизнь, наблюдая за ней со стороны. Мы можем создать новую идеологию, соответствующую сегодняшнему моменту, но мы не знаем как, в какой форме преподнести ее нашим соседям, чтобы она не оставила их равнодушными.

– Вам необходима соответствующая упаковка для вашего товара, – уточнил Стинов.

– Нам нужна концепция, на основании которой будут выстраиваться новые взаимоотношения Ордена с окружающим миром, – дал свое, более гладкое определение Василий. – А создать ее сможет только человек, знающий мир, в котором он вырос, и понимающий при этом цели и задачи геренитов новой формации.

– На меня намекаешь? – выждав какое-то время, спросил Стинов.

Коротким кивком Василий подтвердил его догадку.

– И ради этого ты рисковал жизнью, вытаскивая меня из комендатуры? – с искренним изумлением воскликнул Стинов. – Неужели ты настолько уверен, что у меня это получится?

– Шалиев с твоей помощью сумел стать руководителем Информационного отдела, – не то в шутку, не то всерьез напомнил Василий.

– Он бы и без меня им стал, – отмахнулся Стинов. – Нашел бы какого-нибудь другого дурака.

– Это Шалиев использовал тебя, как полный идиот, забивающий гвозди микроскопом, – уже совершенно серьезно сказал Василий. – Он бы мог добиться значительно больших успехов, если бы знал, что за тонкий инструмент оказался у него в руках.

– Это ты обо мне говоришь? – удивленно ткнул себя пальцем в грудь Стинов. – В таком случае ты, может быть, расскажешь мне о моих способностях? До сих пор я слышал от тебя одни лишь намеки.

– У тебя феноменальная способность воспринимать и анализировать информацию. Любую ситуацию, самую сложную и запутанную, ты видишь одновременно с нескольких сторон. Ты замечаешь нюансы, которые остаются скрытыми от других. Ты можешь в параллели рассматривать одновременно несколько различных вариантов развития процесса, сопоставляя их и выискивая оптимальный. Вдобавок к этому у тебя великолепно развита интуиция.

– Потрясающе! – восторженно ударил себя по бедрам Стинов. – И откуда же тебе все это известно?

– Я наблюдал за тобой.

– Это я уже заметил. Но я сильно сомневаюсь, что только лишь наблюдение за моей деятельностью навело тебя на мысль, что я могу стать решением всех твоих проблем. Да и с чего ты вдруг начал следить за мной?

– Ты прав, – не стал спорить Василий. – О заложенном в тебе огромном потенциале мне было известно задолго до того, как ты сам начал обращать внимание на некоторые странности и необычные способности своего сознания. Я наблюдал за тобой для того, чтобы убедиться в том, что не ошибся, что ты именно тот человек, который мне нужен.

– Стоп! – Стинов выставил перед собой открытую ладонь. – Похоже, ты лучше меня знаешь о том, что творится у меня в голове.

– В некотором смысле – да, – признался монах.

– Ну так рассказывай! – взорвался Стинов. – Говори все, что тебе известно! Сколько ты еще собираешься тянуть волынку?

Василий встал со своего места и прошелся по комнате. У дальней стены он развернулся. Монах стоял в странной позе – чуть подавшись вперед и ссутулив спину. Сейчас он действительно всем своим видом походил на старика.

– Мне рассказывала о тебе твоя мать, – сказал, взглянув на Стинова, геренит.

– Моя мать? – удивленно повторил вслед за монахом Игорь.

Василий молчал, ожидая дальнейших слов Стинова. Игорь же, растерявшись, не знал, что сказать. За долгие годы, проведенные в одиночестве, он привык считать, что у него не сохранилось никаких родственных связей. Он не помнил ни отца, ни мать. Он знал, что после гибели отца мать ушла к геренитам, но никогда не думал о ней как о живой. Образ матери, которая должна была стать для него самым близким человеком, превратился в абстрактный символ, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.

– Она жива? – спросил у монаха Стинов.

– Да, – коротко ответил Василий.