Резервация

Два года она терпела издевательства этого ублюдка. Пьяную мать, которая засыпала раньше, чем ее дочь, и не знала того, что творилось. А может и знала, но предпочитала молчать. Все это можно было разорвать только так. То кольцо, про которое говорил этот чертов индеец. И она сделала это. Вот чего она никогда не хотела забывать.

Машинка жужжала, продолжая набивать рисунок. Продолжая выводить ветви деревьев, которые тянулись к небу и превращались в летящих птиц, а те мчались вдаль, оборачиваясь иероглифами. Становясь словами.

Жизнь – это кольцо.

У нее хватило сил разорвать его.

Прикройте лица, сказал Гай. А у нее не было ничего, кроме вымокшей от крови тряпицы. Аня прижала ее к лицу, чувствуя, как горячая кровь липнет к коже. Как будто прожигает ее насквозь. Она двинулась вслед за остальными, стараясь не потеряться в желтом, раскаленном тумане. Вдыхая чужую кровь, пробуя ее на вкус, она брела за тонкими тенями, изредка поглядывая себе под ноги. Песка было много и босые ступни утопали в нем, как в детстве, когда Аня бежала за отцом по пляжу, к прохладной воде. Тогда раскаленный речной песок колол ноги, как иголками. Сейчас она бы все отдала за те беспечные деньки.

С годами душевная боль вытесняет физическую. Ее невозможно вылечить, нельзя ампутировать, как почерневшую на морозе ногу. И порой нету спасения, кроме петли под потолком. В этом и заключается странный смысл человеческого взросления. Становиться уязвимым изнутри.

Сзади хлопнула дверь. Аня вздрогнула и обернулась. Ничего. Бункер исчез за плотной песчаной завесой.

– Не отставай! – прозвучал рядом голос, и она подпрыгнула от неожиданности. Это был Гай. Как песочный человек, он возвышался над ней, держа на плечах обмякшего напарника.

– Там впереди машина, – сказал он. – Дай мне ключи.

Аня встала на цыпочки и глянула поверх его плеча. На желтом полотне вырисовывался черный силуэт. Она разглядела колеса. И прожектора на крыше.

– Я иду, – отняв от лица тряпку, пробормотала Аня и протянула скользкие от крови ключи. Гай кивнул. Он прикрывался от ветра свободной рукой, согнув ее в локте. Его рубаха вымокла от крови, и он тоже перемазался красным.

Аня потащилась вслед за ним, вдруг подумав о том, что чертов индеец был прав. Жизнь – это кольцо. Как бы она ни старалась, ей не удастся вырваться за его пределы. В детстве она убила своего насильника, но на смену ему пришел другой – еще яростнее, еще злее, чем прежний. Но и на этот раз ей удалось сбежать – однако что ее ожидало теперь? До самой смерти скитаться по резервации, среди извращенцев и убийц? Она не знала. Надеялась лишь на то, что когда день смерти настанет, ее зароют в этих бесплодных землях. И на ее могиле не взойдет ни одно дерево и не пролетит ни одна птица. Она надеялась, что останется гнить здесь и больше никогда не воскреснет.

Мы стали такими уязвимыми изнутри… – подумалось ей.

Они добрались до машины, и Гай распахнул дверь. Это был тот самый монстр-таран, на котором их привезли в бункер несколько дней назад. Гай осторожно уложил Антона на заднее сидение, а сам прыгнул за руль. Парнишка влез следом – на заднее, рядом с Антоном. Бережно положил его голову себе на колени. Гай было открыл рот, чтобы рявкнуть, но понял, что парнишка не причинит его напарнику вреда. Он боготворил его. Считал своим хозяином. Своим богом.

На связке ключей болтался ключ зажигания. Наверняка эта машина принадлежала Гаспару. Именно на ней он выезжал к вырытым ямам, бросив лопату в багажник. Врагов было много – больше, чем патронов. Всех их, полуживых, сваливали в яму, в кровавое, костлявое месиво. И Гаспар, с лопатой в руках, спускался к ним, точно мрачный бог. Ступал им на мягкие спины, на вздувшиеся животы и с размаху бил штыком. В затылок, в висок, в кадык. Куда попадал – без разбору. Слишком уж много было работы до заката. А когда алое солнце опускалось за горизонт, Гаспар ехал обратно в бункер, перемазанный красным, с трясущимися от усталости руками. Он, как и Гай, не сразу справлялся с ключом – тот выскальзывал из мокрых, красных пальцев.

Гай провернул ключ в замке и машина ожила. Зарычала, словно проснувшийся зверь.

Аня открыла переднюю дверь, и отбросила тряпку в сторону. Даже окровавленная, ее улыбка была красивой посреди творившейся ужасной бури.

Жизнь – это кольцо.

Аня подалась вперед, но вынырнувшая из песчаного облака рука, ухватила ее за волосы и рывком опрокинула назад. На секунду она увидела его – такого же, как индеец из ее детских кошмаров. Его перекошенное злобой, потное, смуглое лицо, мелькнуло и тут же пропало из виду. Аня плюхнулась на задницу, и сразу же он потащил ее по песку, за волосы, прочь от машины. Она закричала, замолотила ногами, и он выпустил ее. Она попыталась встать, но смуглое лицо появилось вновь. Оно бросилось на нее из желтого тумана, прижало к песку, а сильные, загорелые руки обхватили шею. Сжали так сильно, что ей показалось, будто грязные пальцы разорвали кожу и погрузились в плоть.