Резервация. Четвертый эпизод

Он вспомнил лицо молодого врача, со шрамом над глазом. Его саквояж. Сильные руки. Наверняка где-то тут у него есть своя прозектура, где стоит разделочный стол. Есть умывальник, полотенчико, душистое мыло в мыльнице. А на стене висят инструменты, призванные резать плоть. Они приведут туда мальчишку, дадут ему глотнуть снотворного, обколют какой-нибудь херней и уложат на стол. Они захотят посмотреть, что это за шов. Захотят разобраться, что внутри. Недаром Гаспар, этот чокнутый мясник с цементным лицом, так обрадовался мальчишке. Он будет стоять рядом, когда врач начнет резать парнишке грудь.

Смогу ли я все это забыть? – подумал Антон. Но не нашел ответа. Он оглянулся посмотреть, как идут дела у напарника.

Гай свинтил со спинки кровати металлический штырь с набалдашником и с помощью него выкорчевывал из стены кирпичи. Пролом стал намного больше, и теперь можно было разглядеть трубу, по которой им предстояло ползти. Около трех футов в поперечнике, ребристая от ржавчины, затянутая паутиной черная дыра, наглухо вбетонированная в стену. Зев, от одного вида которого начинало тошнить. Оказавшись там - не получится ни развернуться, ни передохнуть. Нужно будет постоянно двигаться вперед – ползти, сдирая кожу, не давая судорогам добраться до коленей и локтей. Блевать от удушающей вони, и месить свою же блевотину, размазывая ее по телу и трубе.

- Она уходит вниз, - сказал Гай. Он вспотел и устал. Вены на его шее вздулись, а от виски осталась только сухость в горле и ядреный перегар.

- Так ведь и должно быть? – уточнил Антон.

- Да… разумеется.

Гай дышал тяжело и трудно. Казалось, его гнуло к земле.

- Ты в порядке? – спросил Антон.

- Ерунда, - он ударил по торчавшему кирпичу и расколол его пополам. – В порядке.

Гай присел на корточки и расчистил трубу от осколков.

- Готов?

- Дай мне скальпель, - попросил Антон. – И иди первым.

Гай передал напарнику скальпель, бросил в трубу железный прут и аккуратно влез следом. Сразу же свез локти и порвал рубашку. Дурацкий полицейский жетон на поясе принялся соскабливать кожу с живота. Впереди была темнота, а он даже не мог достать зажигалку, чтобы осветить себе путь. Когда Гай целиком влез в трубу, то остановился, нащупал прут, сжал его посильней и окликнул Антона.

- Давай следом!

- Хорошо, - послышалось в ответ, и Гай пополз дальше.

- Ебейшее же занятие, - пробурчал он, перебирая локтями. Он вспотел еще сильней и пот начал заливать глаза и щипать раны на щеке. – Блядская работенка… заделались ебаными трубочистами!

Труба шла под наклоном. Уходила вниз. Но ползти от этого было не легче. Гай перебирал локтями без остановки – все дальше и глубже в темноту. Он думал о детях, о Мирре. О том, как сильно хочет вернуться домой. Думал об отце, о фотографиях, которые остались после его смерти. Нецветные куски прошлого, которые Гай собрал вместе, в альбоме, как будто построил пирамиду из камней. Складывал их бережно, чтобы помнить каждый момент. На некоторых снимках была мать Гая – красивая индианка в сари, с покрытыми мехенди руками. На других – его сестра, Индира. Смуглая девчушка с беззубой улыбкой. Гай помнил ее другой – бледной куклой на металлическом столе. Время выбелило многих людей из его памяти, но только не Индиру. Он до сих пор помнил, как она умерла.

Тот день был жарким, и они пошли к карьеру, искупаться. Индира плескалась в лягушатнике, вместе с остальными детьми, а Гай загорал на горячем песке. Он так и не успел поплавать в тот день – кто-то крикнул о надвигавшейся буре, и все повалили домой. А к вечеру у Индиры поднялась температура, и ее стало рвать. Гай помнил эти утробные, звериные звуки, которые издавала его маленькая сестра. Как будто в ней поселился страшный демон из телевизионных страшилок. Зараза сожгла Индиру за одну ночь. К утру от нее осталось только худое, изученное тельце, скрюченное на смятых простынях. Все рухнуло в тот момент, все стало другим. Отец с матерью хотели отвезти Индиру на берег священной реки, к Гхату, и провести ритуал, как полагалась индуистам. Но вместо этого к ним в дом заявились солдаты и увезли Индиру в морг. И отныне она превратилась в фарфоровую куклу на блескучем столе. С черным швом от промежности до самого горла.

С родителями после этого Гай не разговаривал несколько недель. В их семье, вдруг, все стали чужими друг другу, как сосуды из разных эпох, полные печали и отчаянья. Их немая борьба закончилась, когда отец ухватил Гая за руку и подтащил к себе. Хотел обнять, но Гай вырвался.

- Гай, послушай…

- Почему ты позволил им это?! – закричал Гай на отца. - Почему не остановил их?! Почему дал забрать ее?!

- Бушевала какая-то эпидемия. Ее эпицентр был в том лягушатнике, - сказал отец. А потом рассказал, почему мертвых детей отняли у родителей и сбросили в горящую яму, как скот. Всех – целый кузов советского ЗИЛа. Кузов, с бортов которого свешивались бледные детские ножки.

- Это ты… такие, как ты… дали ей умереть!

Гай знал, что отцу будет больно. Но все, что ему хотелось тогда – сделать как можно больней.