Резервация «Восток»

— И я, и Надежда Геннадиевна за последнее время узнали очень многое из нашего с тобой прошлого, ранее сокрытого. Тебе сейчас эти знания не нужны, но рано или поздно ты об этом узнаешь, или от меня или от Надежды-сама. Но сейчас я многое понимаю. Может быть дедушка Сэкиро не испытывал к нам родственных чувств, а может быть он нас любил всей душой, этого уже никак не узнать. Но теперь мне уже понятно, что в его действиях не было злого умысла, он руководствовался в первую очередь намерением пробудить нашу силу. И когда он пришел к нам в дом, не имея возможности оправдаться перед нами не раскрыв информацию, которую раскрыть он не мог в силу ряда причин, он просто признал свою вину за ошибку. Скорее всего ошибку — думаю, это тебя надо было провоцировать, начиная с детства, а меня изолировать. И тогда все могло бы пройти гораздо более безболезненно со стихийной активацией нашего дара, не пришлось бы для этого уезжать в Польшу, убегая из дома. Сэкиро или ошибся, или…

«Или у него была недостоверная информация», — хотел было сказать я, но не сказал.

Карма владеющих, она такая — работает безотказно. Но как я недавно раздумывал о возможности избегнуть кармы для императрицы Ольги, подобное ведь могло случиться в совершенно ином варианте событий, лет пятнадцать назад. Когда кто-то просто ошибся, без злого умысла, но под чужим приглядом. Особенно мне в этот — или в похожий вариант верится, потому что наши родители скорее всего не сами по себе погибли. Кирпич на голову никому просто так не падает, тем более таким людям.

Но для Наоми, думаю, всего этого пока лучше не знать. Пусть спит крепче, чем я. Ей и так пока достаточно: сестра ошалелым взглядом смотрела то не меня, то на Надежду. Она до сих пор не в курсе моего «божественного» предназначения, да ей этого пока и не нужно. Но и мой, и ее дар даже без этого фактора невероятно могущественны и загадочны, так что у нее не могло возникнуть сомнений — игра стоила свеч, пусть на кону и стояли наши жизни, души и судьбы.

— Ваш опекун, пытаясь разбудить ваш дар, ошибся, — эхом за мной произнесла Надежда. — Но теперь понятно, что действовал он не один.

Сказав это, Надежда убрала с экрана портрет Кенджи, он же Гэндзи, и снова вывела изображение с префектом Нагасаки и дайме острова Кюсю.

— То есть, — начал я понимать, — школьная травля в мою сторону была не просто организована искусственно, а дедушка Сэкиро действовал в паре с Ичиро…

«Огасавара», — подсказала Альбина, когда я замялся.

— В паре с Ичиро Огасаварой?

«С Ичиро Огасавара, шеф, не склоняется фамилия!»

— С Ичиро Огасавара, он владеющий даром, и его фамилия в русском языке не склоняется, — одновременно с Альбиной поправила меня Надежда. — Постарайся не произносить ничего подобного в обществе, это является тяжким оскорблением. У меня в планах было проработать с тобой эти вопросы перед поступлением в школу, я обязательно напомню об этом твоему новому наставнику.

В ответ я только кивнул. Все же японовед из меня, мягко скажем, не очень — знаю только, что «суши» правильно на японский манер произносить «суси», а вот с произношением фамилий пробелы. Как, впрочем, и с большинством всего остального культурного пласта. Пока в планах было обучении в школе-резервации в анклаве русской территории, это не было проблемой. Но сейчас планы поменялись и надо догонять — в этом мире, где вопросам репутации среди владеющих даром уделяют невероятно много внимание, подобная ошибка может дорого стоить. А прилюдно отрубать себе мизинец в качестве извинений не очень хочется.

«Шеф, что за дичь?» — даже опешила Альбина от таких ходов в моих мыслях.

«Ну, отрубить себе мизинец чтобы сохранить честь после небольшой ошибки, это же самурайская тема?»

«Самурайская тема, шеф, это отрубить кому-нибудь голову проверяя заточку катаны, например! А обряд юбицумэ с отрубанием себе пальцев по фалангам — это в традиции японских криминальных группировок»

«Да? Ну ладно тогда, успокоила»

— Сэкиро Хиро, получается, действовал в паре с Ичиро Огасавара? — задал я вопрос Надежде, разобравшись с отрубанием пальцев.

— Да. И его внук Кенджи, он же Гэндзи Маэда, задевая тебя в школе действовал не из личной неприязни, а по прямому указанию старших рода в интересах государства так, как их понимали Сэкиро Хиро и Ичиро Огасавара. Тогда.

— Сейчас? — обратил я внимание на последнее слово Надежды.

— Сейчас Гэндзи Маэда тебя ненавидит за сломанную жизнь.

— Это печально, — поцокал я языком.

Печально, но в принципе ожидаемо и неудивительно, нечто подобное я и предполагал. Другое дело, что я не знал о сложных причинах возникновения ненависти, но она от этого никак не исчезнет.