Резервисты

Эрез схватил его за футболку и мощным пинком армейского ботинка отравил к нам. Габассо перехватил демонстранта на насыпи и таким же пинком отправил вниз к шоссе. Следующему «миротворцу» помог Зорик, по ту сторону границы раздавались свист и смех.

Женщины поняли, что демонстрация не получилась, и, подобрав свои плакаты, побрели к шоссе, обещая Эрезу трибунал, международный суд и другие страшные кары. Тот молча повернулся и зашагал обратно. В это время камень, брошенный из-за забора, попал ему в плечо. Командир затормозил и развернулся. Толпа взвыла от радости и чувства собственной безнаказанности перед израильским офицером. Взводный, зевнув во всю пасть, развернулся и направился к своему бронетранспортеру. Мы пошли за ним.

Ротный еще не вернулся, бойцы в большинстве дрыхли, кто на броне, кто в траве. Мы тоже разлеглись. Аюб вытащил нарды, и они с Зориком устроили побоище на щелбаны. Я закрыл глаза и вытянулся на горячем железе бронетранспортера. Ощущение предательства и бегства только усилилось после увиденного нами на границе. То ли мы кого-то предали, то ли нас. Как же так случилось, что в один день кончилась война, длившаяся почти двадцать лет? Что же будет дальше? В голове царил полный бардак. Услышав визг тормозов, я открыл глаза. На обочине напротив нас остановился старый, побитый пикап. Из-за руля выбрался живописного вида пожилой друз в черных шароварах и рубашке, с красной феской на голове. Огромные усы раздувались от гнева:

— Что, — закричал он, потрясая сучковатой тростью, — просрали?! За одну ночь весь Ливан просрали! Драпанули, вояки!

— Остынь, отец, — пожал плечами Зорик, — ты ж небось сам служил, понимать должен! Нам приказали, мы и ушли, прикажут — вернемся!

Друз вдруг начал плакать:

— У меня два сына там погибли! За что? Чтоб вы все бросили и свалили?.. Тьфу! Позор! Я сам семь лет гашашем (следопытом — ивр.) был! Нога моя там осталась!

Старик задрал штанину, показывая протез. Мы слезли с машин и обступили его. Он все бормотал ругательства, грозил кому-то своей палкой, мы пытались успокоить его, но нам нечего было сказать: не мы начали эту войну, не мы решили ее закончить. Успокоившись, дед открыл багажник и выволок огромный мешок красных яблок, сорта «хермон». «Ешьте, вояки», — сказал он, не обращая внимания на наши протесты, сел в свой пикап и уехал.

Мы стояли на дороге потерянные. Через несколько минут подъехал ротный, последовала команда: «По машинам».

На этом закончились наши приключения. Оставшиеся месяцы тихо пролетели на одной из баз на севере. К нашему дембелю выписали Леху, и мы вместе отпраздновали это событие. Только Мишаня остался на сверхсрочную.

«Раз война никогда не кончается, то я лучше пока не буду расслабляться», — объяснил он.

А меньше чем через полгода началась интифада Ель Акса, которая моментально перешла в новую войну.

Глава четвертая

«М-да, не долго музыка играла, не долго фраер танцевал», — подумал я, разглядывая извлеченный из почтового ящика казенный конверт. Такой конверт мог прийти только из армии. Правда, оставалась надежда, что это анкета уточнения личных данных, но на стол выпал стандартный бланк повестки, предписывающий явиться на резервную службу, сроком в 21 день, а получение повестки — подтвердить. ДВАДЦАТЬ ОДИН ДЕНЬ! В конце семестра! Экзамены пролетают! Потом, конечно, помогут подготовиться. Но это будет в другом семестре, короче — абзац полный. «В помойку его! — закричал внутренний голос. — Запечатывай эту дрянь обратно и в помойку, ничего мы не получали!» — «А дальше? — возразил я., — Следующая повестка заказным придет, и так далее, по военной полиции соскучился?»

Внутренний голос заткнулся. Я позвонил Лехе.

— Ага, — закричал он, — и ты получил? Ну что, косить будем?

Леха тоже студент.

— Думаешь, отменят?

— Вряд ли, но, может, перенесут. Хотя, если всех наших призвали, так чего мы косить будем?

Повестка пришла всем, кроме Мишани, он и так был сверхсрочником. По этому поводу мы с Лехой решили не косить, а вместе со всеми идти выполнять очередной долг перед Родиной.