Читаем Резервисты полностью

В небе, над облаками, косо завис поселок. Окруженный по периметру прожекторами, торчал он на вершине скрытого туманом холма, напоминая летающий остров Лапуту из «Гулливера».

Вскоре со стороны столовки, покачиваясь и бряцая железом, потянулись силуэты в островерхих балахонах плащ-палаток — караул сменили.

Часы в рукаве тоненько пропищали. Сжав зубы, Данька выдернул руку. Цифры на экранчике высветили пять восемнадцать, время будить сменщика.

С третьей попытки сменщик Меир — высокий и тощий пацан, сел на кровати, обвел палатку ошалелым взглядом и пробормотал:

— Все, все, встал.

Данька отошел, но, стоя у полога, следил, чтобы Меир часом не задрых. Тот наконец зашнуровал ботинки и нацепил на себя дубон.[25]

Через полторы секунды, скинув мокрую разгрузку и куртку, сунув под голову винтовку, Данька провалился в сон, как в колодец.

…и тут же проснулся от пинка по кровати. Полчаса промелькнули одной секундой.

— Подъем!!! — орал Меир. — Через пять минут построение!!!

Данька сел, стряхивая сон. Бойцы вокруг метались по утренним делам.

Интересно все-таки устроен организм. Когда просыпаешься в такую холодрыгу, первая мысль — отлить. Из-за этого желания даже холод не так чувствуется. Вот и вылетают кое-как одетые новобранцы из палатки. Только облегчиться по-человечески им не светит, на то она и армия, «тут вам не там!». На всю учебную роту в сто тридцать гавриков — двенадцать очков, еще двенадцать душевых и двенадцать раковин. Занять утром очко (не унитаз, а ностальгически родную дыру в цементном полу) задача для КМСа по боксу, да и он может нарваться, народ-то озверевший. Вот и носятся солдатики между палатками, озираясь, чтоб инструктор не заметил. Темно на улице, холодно, состояние со сна обалдевшее, поскорее хочется дела закончить и обратно под мокрый брезент. А между палаток растяжки натянуты. Вот и слышен периодически тонкий дзынь растяжки, смачный шлепок в грязь и матюги, спо-ткнууууулся, милай, а ты в туалет ходи, как человек.

Данька предусмотрительно облегчился в карауле и теперь чистил зубы, полоща водой из фляжки и сплевывая прямо на пол, палатка все равно протекла, за пару часов все смоет.

— Ты чего расселся? — На соседней койке Хрюша, матерясь, натягивал ватные штаны, — построение проспишь, по жизни.

Даня вздохнул и сунул ноги в ботинки. Даже ботинки в армии шнуровали по-хитрому, не как у людей. На одном конце шнурка завязывался узел, чтоб не проскочил в дырку, а вторым концом шнуровался весь ботинок доверху. Поначалу непривычно как-то, но прав был рыжий ефрейтор в БАКУМе, показывавший, как надо вязать, одним концом побыстрее будет.

Остаток шнурка заплетался в хитроумную косичку, но это уже для «продвинутых пацанов», Данька его просто в носок затолкал, напялил куртку, плащ-палатку, навесил винтарь и выбежал наружу.

Бойцы месили берцами грязь, сбиваясь в компактный строй. Тут же покачивалась с пятки на носок инструкторша, кося на часы.

Положенное время истекло. Инструкторша хмуро оглядела взвод, спиной учуяла запоздавшего, летевшего из палатки, и, не оглядываясь, ткнула пальцем за спину:

— Стоять!!!

Боец буксанул в луже, застывая.

— Упор лежа принять!

Солдатик бухнулся на руки, с трудом пристроив поверх ладоней «М-16».

— Двадцать раз, — тихо уронила инструкторша.

— Раз! — запыхтел солдат, тыкаясь пузом в лужу. — Два! Три…

Первый и третий взводы, построившись, без приключений унеслись на зарядку. Второй взвод, пользуясь задержкой, дозастегивал пуговицы, молнии, довязывал шнурки.

Русских было четверо. Данькин друг детства Антоха, с которым они чуть ли не в роддоме в Питере познакомились, Димка и Ромка. Началось все с Димки, уж очень у него лицо напоминало Хрюшу, того самого, из «Спокойной ночи, малыши», кличка к нему прилипла намертво и сразу. Ромка тоже неуловимо напоминал Каркушу, а потом уже и остальных окрестили, чтоб не обидно было. Антоха стал Филей, а Данька — Степашкой.

Держались они вместе, в отличие от местных, которые пока не сдружились и были каждый за себя. Только вот командирам такое землячество не понравилось, распихали их по разным отделениям.

— Двадцать! — прохрипел солдат, застыв на руках.

— В строй.

— Для приветствия командира взвод выполнит команду «Смирно!» — это дежурный по взводу вылез.

И тут же рявкнул простуженным басом: «Сми-ирррна!!!»

Взвод вразнобой проревел «Акшев!»[26] и застыл.

Пока дежурный докладывал состояние личного состава, инструкторша неторопливо прошагала вдоль строя, постреливая раскосыми глазами из-под козырька. За глаза у нее и кликуха была — Китаянка.

Вторую инструкторшу, низенькую пухлую блондинку, прозвали Блонда.

Чистенькая, в идеально подогнанной форме, в сверкающих ботинках, Китаянка резко отличалась от чумазых, трясущихся от холода подчиненных.

Вскоре взвод, плюхая по грязи, мчался на зарядку.

Разминка разогнала кровь, утренний озноб понемногу отступил, сменившись чувством умопомрачительного голода. От съеденного двенадцать часов назад ужина переварились даже воспоминания. Китаянка объявила «гальцах» — время для чистки-мойки-бритья, выделив целых десять минут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пылающие страны. Локальные войны

Похожие книги

Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза