Папа был «полностью и беспрекословно» согласен. Он пил отвары и настои, отхаркивался, свистел и хрипел (стали очищаться лёгкие), и – главное!—он старался всё свободное время гулять. Мне повезло. Вечером мы приезжали в Семенной, папа парковал «ауди» на стоянке у церкви, где неподалёку росла одинокая софора. Мы шли на высоковольтную. Быстрым шагом – тридцать пять минут. И дальше гуляли, гуляли и гуляли… До темноты. Небо становилось розовым, потом тусклым.
Сильные деревья, ели… Ильке понадобились шишки для урока технологии, и мы с мамой приехали сюда на маршрутке. Меня ещё катали в лёгкой коляске, и на маму в маршрутке все ругались. Мне было два с половиной года, но я запомнила это. Как ругались в маршрутке, как я сидела у кого-то на коленях и этот кто-то дышал зловонно мне в затылок, как мама ехала стоя, вцепившись в коляску-трость, коляска скрипела и как назло не хотела в эту самую трость складываться… Мама успокаивала людей и улыбалась… Выйдя из маршрутки, усадив меня в коляску, мама сказала:
– Я не вынесу больше оскорблений.
Обратно мы ехали на электричке. Всего одну станцию. А электричку пришлось ждать полчаса: в Семенном не все электрички останавливаются. Илька дома спал. Папа нервничал. На его погонах была теперь одна звезда вместо четырёх маленьких звёздочек. Его в этот день повысили в звании, в должности, он теперь был не просто опером, а начальником отдела по борьбе с наркоманией. Тогда не было ещё ФСКН.
– Я как чувствовала, – радовалась мама. – Нас так поливали грязью в маршрутке, но я не разозлилась, я чувствовала – сегодня хороший день, самый лучший день.
Из того похода за шишками я запомнила цветной, сухой, душистый жёлто-красным клёном осенний лес, и под ногами – шишки, чешуйчатый ковёр. Шишки скрипят, шуршат об огромный пакет, и он, набитый до отказа, тоже как будто в чешуйках… У меня восторг! Ильке поставили две пятёрки! Лето было бесшишечное, сухое, а он притащил шишки на весь класс!
И вот сейчас, спустя пять лет, – конец. Шишкам – конец, деревьям – конец, муравейники стояли мёртвые, как египетские пирамиды. Я была уверена, что внутри – мумия самого главного муравья, а точнее – муравьихи… Было страшно смотреть на мощные стволы…
Услышав от родителей о том, что смерть может прийти совсем рано, и даже в детстве, я заплакала. Мне стало страшно.
– Она не хочет случайно погибнуть, – погладил меня Илька по голове. – Что ты, Арин. Тебя же просто предупреждают, наставляют на путь истинный…
– Правильно, – откашлялся папа. – Это так. Всё необходимо брать под контроль, любую ситуацию. Деревьям не повезло расти именно в этом месте. Но мы не деревья – мы можем выбирать места ходов и обходов. Мы можем быть внимательными. Мы можем лавировать. Так, Арина?
– Лави-что? – переспросила я.
– Действовать мы можем, принимать решения! – и папа толкнул меня в плечо.
Легонько толкнул, но я упала и ударилась о кочку. Мама ходила недалеко, шептала и собирала травы. Она конечно же всё видела, но делала вид, что не видит ничего.
– Ты не была готова.
– Это нечестно, – сказал Илька. – Ты не предупредил Аришу.
– А в школе ты всегда дерёшься честно? – и папа заломил руку Ильке. Он как-то незаметно это сделал. Он вроде и рядом с Илькой не стоял. Илька вообще шёл в метре от папы, ближе к полю. Илька вывернулся, выдернул руку. Конечно же папа позволил ему высвободиться. Но тогда я этого не понимала – Илька показался мне силачом.
– Что я хочу тебе объяснить, Арина? – спросил папа.
– Я невнимательная? – спросила я: так всегда говорила мне тренер.
– Нет. Дело не только во внимании. Хотя… И это тоже. Понимаешь, Арина. Ты доверчивая, добрая. Ты веришь людям.
– Да! – крикнула мама с поля. – Помнишь те шишки для Ильки? Разве эти деревья думали тогда, что люди, приходящие к ним за шишками, убьют их для своих урбанистических целей? Ты видела: брёвна постепенно превращаются в трухлю. Кое-что растащили дачники, но только кое-что. Уж лучше бы всё забрали. Для своих урбанистических целей.
– Ур-урр –что? – спросила я.
– Что? – крикнула мама. Она всё дальше отходила.
– Урчащее слово! – крикнула я в ответ
– Для своих удобств люди убили деревья, – кричала мама. – А другие для своих удобств их частично растащили.
Илька сказал, передразнивая маму:
– За то, что ты гибкая и прыгучая, завистница вонзилась когтями в твой висок. А для того, чтобы отомстить тебе за чипсы, Макс организовал бойню.
– Это недоверчивые недобрые, это злые дети. И ты должна ответить им тем же, – крикнула мама.
– Не в этом дело, – нетерпеливо перебил папа. – Ты просто должна ожидать вокруг себя недоброжелательность. Понимаешь, Арина: ожидать. И быть готовой, если понадобится, дать отпор. Моментально. Не думая и не рассуждая. Что ты должна была сделать, когда последний ребёнок вышел из раздевалки?
– Ждать маму, – ответила я.
– Нет, Арина. Никогда не надо оставаться одной в ограниченном неизвестном пространстве.
– Почему – неизвестном? –Мама шла к нам с поля с пуком зверобоя:– Ариша два года переодевалась в этой раздевалке.