Резервный день

Наша казанская бабушка Сания – она тихая и добрая, ещё и не совсем старенькая, письма пишет теперь, после смерти деда Ильгиза, по-русски с такими смешными ошибками. Мы с мамой каждый год в августе ездим в Казань. Деньги бабушке привозим, наши сборы и чаИ, да и просто травы, которые там не растут. Я эти поездки люблю. Мы едем в купе. Мы гуляем с мамой по насыпям и обрывам. Волга-река. Дубравы. Сосны. Ну и берёзы конечно же. Мама всегда говорит, когда мы смотрим с берега на Волгу:

– Волга, всю жизнь – Волга. Надоело! Хочу за Урал! Хочу в горы! Хочу в Сибирь, на Алтай. Вот бы в тайгу! Закончишь, Арина, школу, поступишь в университет и мы на месяц махнём за Урал. Увидишь не саженые лиственницы, а целые хвойные леса. Кедры и лиственницы – вот счастье! Лиственница живёт четыреста лет. У неё листья экономные. Похожи на иголки, но не колют. И ты будь такой, как лиственница. Не колись, но притворяйся колючей.

Ещё мама говорит:

–Жизнь – борьба со смертью. Ни в коем случае нельзя раскисать и другим надо помогать не скиснуть. Обязательно надо бороться, никогда нельзя отступать. Болезнь любит тех, кто не борется.

Я боролась. Но скисла… Да и мама скисла тоже. И вот мы, и я, и она, болеем… Я – в папином доме, мама завтра ляжет на две недели в областной профилакторий – это мне сейчас А. сказала.

«Главное – точка отсчёта, главное сделать верный первый шаг», – говорит мама. Все неприятности папы кончились, как только я родилась. Папа очень серьёзно, как-то мистически к этому относится – у него сразу после института были очень сложные неподъёмные провальные дела, не было никакого авторитета, с ним не церемонились, не повышали в звании, когда были плановые переаттестации, его лишали премий, платили совсем мало, и продолжали вешать бесперспективные дела. Но после моего рождения от лейтенанта- следователя он дослужился до замначальника, а потом и начальника УВД. Конечно же это – стечение обстоятельств, папа всегда и всех в этом уверяет, но про себя думает по-другому. Действительно, в своём отделе по борьбе с наркотиками папа себя хорошо зарекомендовал – статистика преступлений в состоянии наркотического опьянения при папе стала падать. Тут не обошлось и без маминых консультаций. Особенно помогла её подсказка в одном рядовом бесперспективном деле. Когда второго мэра сменил третий, папу направили на дополнительные курсы в юридическую академию и назначили прокурором по надзору. Но начальник УВД – это понятнее народу, чем прокурор, и по милославскому радио папа раньше намного чаще выступал. Эти старые прямы эфиры и сейчас в записи повторяют по выходным, я люблю их слушать. А повторяют, потому что наркотики – это очень больная тема, и всегда актуальна.

3 Дэн вернулся

В той жизни я любила Дэна. С первого класса. Потом он ушёл из нашей первой гимназии в пятнадцатую школу, из-за моей мамы ушёл, потом вернулся из пятнадцатой в нашу первую, что есть фантастика – из нашей гимназии можно только уйти, уйти навсегда, обратно не примут. А Дэна – приняли, директор пригласила, точнее – упросила, так ещё год Дэн тянул, не переходил. Из-за меня не переходил и из-за моей мамы.

И вот в позапрошлом году… Мы опять вместе. Мы учимся в девятом…

Я ничего не знала. Первого сентября в классе вдруг – Дэн. Он на линейку не пришёл, боялся, наверное, стеснялся. В классе отреагировали спокойно. Все знали, что Дэн – победитель Всероссийской Олимпиады по краеведению, поэтому его и упросили вернуться. Кто-то Дэну сразу руку пожал (Монахов, например), кто-то обнял и поцеловал (Змеевцева, например). Макс Монахов и Злата Змеевцева – эти-то помнили не только об Олимпиаде и краеведении. Макс и Злата – твари, они всегда меня ненавидели и всегда защищали Дэна.

Дэн не смотрел на меня, но я знала, что он меня видит. Я была раздавлена, я испытала острое щемящее чувство, но виду не подала: мало ли что произошло в детстве, целых шесть с половиной лет назад. Всю осень мама выпытывала, что Дэн, да как он. Тогда я не обратила на это внимание: мама и раньше часто выспрашивала о других. Даже о безобидном Чопорове. Теперь, когда всё случилось, я понимаю, что мама той позапрошлой осенью испугалась намного больше меня. Панически испугалась. Мама боялась, что всплывёт правда о том случае, из-за которого Дэн ушёл из гимназии, и расспросы мамины были не из любопытства, а из-за страха. Тут такое дело… Все эти разговоры о совести… Я не знаю. Папа говорит, что большинству населения наплевать на совесть. В узде держит только страх. Если человек знает, что никто не узнает о его чёрных делах и ему всё сойдёт с рук, то человек обязательно решится на преступление или некрасивый поступок. А Дэн мог мне рассказать, что было на самом деле, почему он перешёл в другую школу. Так и вышло, мама правильно боялась – Дэн мне всё рассказал. И теперь мы наказаны. И мама, и я.