Режим бога

Но полученная информация не давала Зеттатеррону ответа на главный вопрос: «Что делать дальше?» Конечно, она многое проясняла. И даже стройно входила в версию Азейраса про Гиперсознание, которое возмутилось тем, что пришелец из Туманности Андромеды начал менять будущее людей, при этом не тех, которых оно выдавало. И его, столь ранний выбор, так кстати совпал с арестом Соколовой, что вопрос, как ликвидировать эту потенциальную убийцу, отпадал сам собой. Нужно просто послать ФСБ куда подальше или даже проще – вообще ничего не делать. Конечно, у Андрея были мысли, что чекисты блефуют и не будут сажать невинную девушку, даже если никто к ним не придет. Но это было наивно, после убийства Раджабова, да и МИБ на этот вопрос ответила вполне ожидаемо: «Решение еще не принято». «Конечно, не принято, – размышлял Андрей, – все ждут моего появления».

На самом деле выбора не было. Он логически исключен. Согласись Зеттатеррон сотрудничать с ФСБ, чтобы спасти Любовь, и к чему бы это привело? Провалил бы миссию, ради которой все это затевалось, не сходил бы к Фролову для разговора, и вообще, застрял бы здесь на ближайшие полвека, в ожидании смерти Соколовой и все это время работал бы на спецслужбу, дабы они снова не устроили ей подставу с уголовным делом. Вот это и был фатализм в самой его жестокой форме. Ты можешь быть богом, но даже в этом случае обстоятельства могут быть сильнее тебя.

Да и, в конце концов, сколько можно было спасать ее? Сколько раз нужно еще пожертвовать собой и стратегическими миссиями? И самое главное: какой от всего этого был толк для нее? Это только порождало деструктуризацию ее сознания от нежелания развиваться. Вот и все. Все эти спасения даже вредны. «Пошлю ФСБ подальше!» – решил Андрей.

«Ну, вот и началось!» – была следующая его мысль. Снова почувствовал нарастающий приступ недомогания. Судя по тому, как стремительно он захватывал, ничего хорошего не сулил. Рука успела нащупать на столе оставшуюся после визита Любы ложку и запихать в рот. Зубы сжали металл. Зеттатеррон услышал, как рухнуло на пол его тело. Потолок мелькнул перед глазами, а потом наступила тьма.

Страдания длились так долго и сильно, что Андрею казалось, будто он умирал и рождался снова аж двадцать два раза. Непонятно почему, но эта цифра засела в сознание как заноза. Посещение ада, в котором побывал вскоре после смерти Фролова, выглядело, по сравнению с перенесенными муками, увеселительной прогулкой. Когда, наконец-то, все закончилось, и открывшиеся глаза снова увидели реальность, было трудно понять, где и в какое время эта реальность возобновилась. Понемногу приходила память. Казалось, что прошло столько много времени, что Соколова давно уже пошла по этапу и, возможно, даже отсидела весь срок. Одно очевидно – на улице стемнело, а упавшее утром тело все еще лежало на кухне. Но раз его не нашли ни хозяйка квартиры, ни чекисты, значит дела не так уж плохи. Андрей поднялся. Что-то звякало под ногами. Оказалось, что это две половинки искореженной стальной ложки. Она была перекусана пополам! Там же на полу лежал выпавший из кармана телефон. Загоревшийся экран показал десять часов вечера и пару пропущенных вызовов от Чернова. Напрашивался вывод, что никто не стал бы ждать двенадцать часов и, скорее всего, все разошлись по домам, отправив Соколову в следственный изолятор. Но МИБ сообщила удивительную новость: они до сих пор сидели в ОВД.

И хотя тело не чувствовало никаких признаков прошедшей агонии, рассудок был слегка помутнен. Автобусы пока ездили, метро не закрыли, да и до ОВД не так далеко. В квартиру возвращаться смысла не имело. Андрей взял только деньги и паспорт. Купюры он завернул в целлофановый кулек и, немного подумав, решил их спрятать где-нибудь по пути. Возможно, придется уходить сквозь стены, а бумажки так не пронесешь. Мобильник? Его Андрей выбросил в унитаз со словами: «В режиме Бога сотовая связь не нужна». Пора было навестить этих самонадеянных индюков.

* * *

Выйдя на улицу, Андрей заметил, что погода поменялась. Пока он валялся в агонии, в Тартарске потеплело, а с неба посыпался редкий пушистый снег. Такой зимний антураж обычно ассоциируется с новым годом, до которого, надо сказать, оставалось не так много, на дворе – шестнадцатое ноября. Пустой автобус, судя по всему, торопившийся в депо, очень быстро преодолел с десяток остановок. Андрей вышел. Народ помаленьку разбредался по домам. За шторой идущего снега виднелось темное здание ОВД. Кроме проходной, свет не горел ни в одном из окон. Оставалось преодолеть небольшой усыпанный белым пухом сквер. На ведущей к двери дорожке не было ни одного следа. Давно никто не входил и не выходил из этой мрачной бетонной коробки.