Режим бога

– Да суть не в этом. У него были специальные протезы, из углепластика. Я очень близка к тому, чтобы у меня тоже были протезы из углепластика. Конечно, не такие как у Писториуса, но вполне приличные, с которыми можно будет даже заниматься спортом! Оба протеза стоят в районе четырехсот тысяч. Мы с мамой очень долго копили на них, скопили больше половины, но такими темпами копили бы еще года два. Реальный шанс получить их быстрее появился, когда я стала работать на Сэма. Еще месяц работы и у меня будут такие же. Представляешь? Я уже заказала их изготовление. Я буду снова ходить! Куда хочу и когда хочу!

– Ну это здорово! Сколько не хватает? Может мне поучаствовать?

– Не-е-ет… Спасибо, Андрюша, но нужную сумму я добью сама. Но всего этого не было бы, если бы не ты. Правда! Дело даже не в том, что тогда в метро ты спас меня от смерти. Главная помощь была потом. Это ты научил меня бороться и не сдаваться, верить, что когда-нибудь я снова буду счастливой. Ты не бросил меня, хотя я знаю, что у тебя из-за этого были проблемы с женой. Это ты вернул меня к жизни. Огромное тебе спасибо!

Андрею стало даже неудобно. Он давно сам не верил в такой результат. Знал, что в первый год их знакомства в Любови боролись два чувства. Чувство благодарности за соучастие и ненависть, что Фролов не дал просто умереть, а обрек на мучение. Ненависть была глупой и необоснованной. Эта знала и сама девушка. Впрочем, злиться за это на нее не стоило, Соколова тогда ненавидела весь мир. Как-то через полгода после трагедии, Фролов пришел к ней, а она спросила: «Че приперся?» «Действительно, вообще-то у меня жена есть», – ответил Андрей и собрался уходить, а девушка в слезы. Но это было мелочью по сравнению с истериками, которые устраивала Люба своей матери. Екатерина Леонидовна жаловалась, что однажды она принесла ей поесть в комнату, а дочь запустила тарелку в стену. И вот через столько лет Любовь Соколова, похоже, приняла тот психический образ, который имела до трагедии. Он казался Андрею прекрасным.

– Ладно, что я все о себе, да о себе, – продолжила Соколова, видя ошарашенного гостя. – Как у тебя-то дела?

– Да так… В принципе нормально. Ситуация, как в «Мальчише-Кибальчише», все хорошо, но что-то нехорошо. Сны дурацкие сняться, прохожие странные попадаются. Но все это ерунда, вот ты меня радуешь.

Люба налила чай, казалось, что она слишком зациклена на своем приближающемся счастье, но вернулась к ранее обозначенным темам своего гостя.

– Какие странные прохожие?

– Старик какой-то. Не бомжара, а интеллигент. С бородкой, тростью и в плаще. Трубку курил. Говорил про какой-то выбор. Что если неправильно выберу, потеряю самого себя. Не пойму, зачем ему это было нужно. Он же не цыганка какая-то. Может, конечно, с головой у него не в порядке, но с виду был вполне адекватный. Делал очень правильные логические заключения. Такое впечатление, что он хотел меня предупредить. Но в его словах не было заботы, скорее пренебрежение. Как будто я его сын, который отбился от рук. Хотя нет, не сын, скорее ученик. У него манера общения, реально, была как у сенсея из голливудских фильмов.

Взгляд Соколовой замер. Казалась, что она что-то сопоставляет у себя в голове. Это длилось пару секунд, но замешательство было поймано Фроловым.

– Ты что-то знаешь? – спросил он.

– Шутишь? Откуда мне знать? Ты же с ним встречался. Бери шоколадку.

На полминуты каждый задумался о чем-то своем.

– Знаешь, – первой начала Люба, – я никогда никому этого не рассказывала, но теперь почему-то хочу. Наверное, скоро я просто вернусь к обычной жизни, и все это уже не имеет такого значения. В общем, тогда пятого апреля в метро я упала в обморок по своей вине. Мне нравился один мальчик, и как-то он сказал, что я толстая. Теперь я понимаю, что он просто поиздевался надо мной, а я тогда расстроилась.

– Ты толстая? – не поверил своим ушам Фролов.

– Да, представляешь? Я тогда при росте сто шестьдесят семь сантиметров весила шестьдесят килограмм. Ела при этом что хотела. И прочитала про эту дебильную формулу, где, чтобы получить идеальный вес, нужно от роста отнять сто десять, а не сто. Решила: а не сбросить ли мне килограммов эдак пять. Для верности, чтобы всем нравится. Килограммы сбрасывались очень плохо. В общем, тогда это был голодный обморок. Я сама виновата во всем, что со мной произошло…

– Я никогда не знал тебя до тех событий в метро, – продолжил разговор Андрей. – Иногда задавал себе вопрос: «Какой ты была?» Мне почему-то всегда представлялось, что ты была жизнерадостной веселой девушкой, примерно такой, как сейчас.

– Может быть, но я была жутко закомплексованной, хотя никогда этого не показывала. И много с кем общалась. И эта история с голоданием лучший пример моих комплексов. Я тогда не понимала, что для счастья у меня было все. Но тогда казалось, что в жизни чего-то не хватает. Обычные девичьи мечты о любви, новых ощущениях… Я писала какие-то грустные стихи. Помню: было стихотворение про птицу со сломанным крылом, которая не может взлететь. Даже подумать страшно, насколько стих оказался пророческим…