Режим бога

Андрей молчал. Он мог предположить какого угодно итога предстоящей беседы, но такого…

– Алло… Ты меня слышишь?

– Слышу…

– Все давай, пока, пока. Хорошо отметить.

Соколова прервала вызов. Было видно, что ей не терпелось вернуться к шампанскому и Самуилу Розенталю. Шок Андрея начал перетекать в более внятные чувства. Сначала появилось досада, затем возмущение, неожиданно всплыла ревность. Микст эмоций заполнял каждую клетку организма, участив дыхание и перекосив рот. Адреналин не давал больше спокойно сидеть на диване.

– Сука! Сука! Сука! – Фролов был в ярости, коктейль из чувств выплеснулся именно в ней.

Стул, поддетый ногой, полетел куда-то в пространство ординаторской. Следующей под горячую руку попала пустая алюминиевая банка из-под газировки, она была настолько безжалостно смята, что казалось, ее изорвал медведь. Истерзанный алюминий полетел в стену. Удар кулака сотряс стол. Все же имущество было казенным и дальнейший погром выглядел бы глупо, нецелесообразно и излишни экспрессивно.

В конце концов, ни жена же была обнаружена в постели с любовником, а всего лишь приятельница устраивала свою скудную личную жизнь. И, может быть, дело даже не в том, что она не хотела видеть Фролова, а в том, что искренне не желала осложнения семейной ссоры своего друга. Ведь глупо было ехать домой, чтобы ругаться. Да еще и в день рождение. Примирение было неизбежным. Но Андрей понимал, что не хочет его. Не хочет мириться, не хочет ехать домой. Да и Вера все еще не звонила, чтобы хотя бы извиниться.

Шлепок тяжелой капли нарушил монотонное гудение люминесцентных ламп. Алое пятно на поверхности стола походило на разлитый сок, но внутри его кипела жизнь. Элементарный врачебные познания давали понимание, что это не мертвый раствор углеводов, а жидкая ткань, навсегда потерявшая связь со своим прародителем, обреченная на погибель в белых складках хлопка салфетки. Красная ярость, как будто не в силах сдерживаться внутри, просочилась сквозь кожу, вынося смертный приговор случайно подвернувшимся жителям гигантского организма, напоминая о ничтожности всего живого. Андрей вглядывался в красную поверхность, как будто его глаза были микроскопами, и он хотел попрощаться с каждой навсегда покинувшей его тело клеткой. Потеря этой маленькой капли, абсолютно не нарушившей глобальный гомеостаз всего организма, была квинтэссенцией всей космической бессмысленности. Зловещей и холодной, несущей вместе с солнечным ветром страх и ничтожность. «Пора домой», – послышался знакомый голос.

Фролов опомнился и осмотрел руку. Она была в крови, сминая алюминиевую банку, Андрей краем лопнувшего металла разрезал кожу. Рана была неглубокой, но длинной, находясь на ладони правой руки. Перекись водорода продезинфицировала порез, вата остановила кровотечение. Лаврентьевой все не было. Это было даже к лучшему, вызывая желание уйти «по-английски». Единственное, чем ее появление могло обрадовать, что можно было еще стрельнуть у нее сигарету, поскольку опять захотелось покурить. Но сигареты продавали в магазине, и мысли о бессмысленной покупке всей пачки в данной ситуации были как-то ни к месту.

Андрей оделся, взял сумку и пошел к выходу. Скорее всего, его будут искать и жена Вера и коллега Лаврентьева, но навряд ли, отчего было грустно, Любовь Соколова. Еще не выходя из больницы Фролов достал мобильный телефон и отключил его.

В вестибюле было людно, как раз заканчивалось время посещений. Фролов открыл тяжелые стеклянно-деревянные двери и оказался на крыльце. После двенадцатичасовой смены время подходило к полдевятому вечера. Уже давно стемнело, от города веяло окрашенной огнями суетой. Было довольно тепло, хотя присутствие прохладного ветра не давало усомниться в наступившей осени. Андрей стоял и понимал, что ему абсолютно некуда идти. Единственный, кто мог его встретить у себя дома в это время, был Ломидзе. Это был неплохой вариант, но почему-то Ломидзе тоже особо видеть не хотелось. Нужно было принять какое-то решение. Подумать в спокойной обстановке. Фролов вспомнил про укромное место в парке, где не так давно состоялась встреча со странным стариком. В ста метрах был павильон, торгующий сигаретами, пивом и прочей ерундой. Приняв решение купить там курева и отправиться прогуляться по вечернему парку, Андрей спустился с больничной лестницы.