— Итак, вы поверили мальчишке, господин Гэгэус?
— Насчет чего?
— Насчет этого… Ко мне!
«Ну начинается!» — захлебнувшись страхом и удушливой болью в грудине, простонал про себя главред. Он видел улыбку Форгоса, и тот молча указал пальцем ему за спину. Только тогда Гэгэус понял, что стоит на ногах, и последовал совету мэра оглянуться.
— А-а-а! Нет! — заорал он во всю мочь и не услышал себя.
Позади него, привалившись к столу, полусидел в офисном кресле… он сам. Что-то тонкое и серебристое тянулось от груди сидящего (и, кажется, спящего) Гэгэуса, уходя куда-то за спину Гэгэусу невесть как оказавшемуся в центре кабинета.
Потом все померкло и снова включилось.
— Воды? — уточнил мэр, как ни в чем не бывало.
— Значит, всё так и есть… — пробормотал главред, на этот раз гораздо скорее взявший себя в руки, но все равно испытывавший неслабое желание напиться.
— А теперь скажите, вам есть куда уехать из страны?
Юлан удрученно кивнул.
— Отлично! Слушайте же меня, мэтр Гэгэус, слушайте внимательно и всё запоминайте!..
Ноиро помог матери подняться в электровоз и сам не без труда вскарабкался следом.
Покидающих Кийар было очень много. Люди осаждали электрички, толкая взятки проводникам и втискиваясь в вагоны правдами и неправдами. Поезда с каждым днем ходили все реже и при этом — абсолютно непредсказуемо по времени. Понимая, что ни сама она, ни покалеченный сын с такой обозленной толпой не сладят, Гайти Сотис уговорила старого друга семьи, железнодорожника, занимавшего какой-то начальственный пост, отправить их хотя бы в электровозе. Тот попытался найти для них место в пассажирской части состава, но вскоре убедился воочию, что там творится кошмар, и признал свою неправоту.
— Я же всего этого не вижу, Гайти! — виновато вздыхал он, ведя их с Ноиро какими-то нехожеными путями, доступными только обслуживающему персоналу станции. — Клиника для психов!
Разговор с машинистом электрички до Тайбиса был недолгим, и рабочий проводил их к заднему электровозу.
— Только там ни сесть, ни лечь, — предупредил он.
— То же самое и в вагонах, — вяло махнула рукою госпожа Сотис. — Там еще и нечем дышать, знаете…
До Тайбиса было шестнадцать часов езда по ночной пустыне. Гайти забралась на высокий стул, напоминающий насест и прикрученный к металлическому настилу пола, и поставила ноги на отключенную приборную панель. Окошки здесь были странными: чтобы смотреть через них перед собой на дорогу, нужно было заглядывать сверху, стоя. Иначе в поле зрения попадало только небо.
Ноиро устроился на каком-то ящике в углу кабины машиниста и задремал. Состав плавно покачивало на рельсах.
— Может быть, не нужно тебе потом возвращаться в Кийар, Ноиро? — помолчав пару станций, не выдержала мать.
Молодой человек вздрогнул и с трудом разлепил набрякшие веки.
— Мам… — он потер лицо. — Я же уже говорил, что не могу оставить Нэфри и госпожу Иссет. Да и кто присмотрит за нашим домом? Ты же сама знаешь, сколько сейчас мародеров — по ним Тайный Кийар плачет горькими слезами…
— Да и Святой Доэтерий с ним, с домом. И Нэфри своей ты теперь ничем не поможешь, раз она в подземелье… Подумай, каково будет нам с Веги.
— Я буду отзваниваться. Каково будет мне, если я сбегу?
Она тяжко вздохнула, еле-еле угадывая в полутьме исхудавшее лицо сына.
— А ты все практикуешь эту шаманистику…
— Нет, не до того…
— Ой, не ври мне, пожалуйста! Будто я не слышу, как ты орешь по ночам.
Ноиро опустил голову. Он слушался запрета Та-Дюлатара и со дня их последнего разговора в сельве не покидал свое тело ни на мгновение. Ему хотелось бы узнать, где сейчас Учитель-Незнакомец и что с ним, но он не смел нарушить приказ, не имея достаточно веского повода. А кошмары снились ему независимо от выхода в «третье» состояние, изредка очень удачно под это состояние маскируясь и не позволяя разобрать, где сон, где явь, а где внетелесное существование.
— Меня пугает, что тебе не становится лучше. Гинни говорит…
— Мам, избавь меня хотя бы здесь от нужды выслушивать о Гиене! — у него даже скулы свело мучительной болью, как если съесть что-то чрезвычайно кислое. — Я не пойму, как она стала нашей соседкой? Где были ваши глаза?
Госпожа Сотис вздохнула: