Режим бога (Последний шаг) (СИ)

Не прошло и часа, как снаружи раздался нарочитый девичий смех. В дверь постучал, а потом заглянул Айят.

— Аха тайинна ац, — сказал он хозяину. — Ута?

— Ута, ута, — засмеялся, качая головой, Элинор. — Висса-атэ… (Радушно повел рукой.)

Журналист почесал щеку, прислушиваясь к непонятной речи. Похоже, говорить на местном диалекте Та-Дюлатар выучился у Айята: те же интонации, тембр, произношение… Да что там — даже голоса похожи!

Смущенно хихикая и перешептываясь, в двери протиснулись одна за другой четыре молоденькие девчонки в праздничных нарядах-лоскутках. На одну из них часто поглядывал Айят. Каждая держала какой-нибудь простенький музыкальный инструмент, умещающийся в одной руке.

— Кецарина ац-тацэр устэн! — прокомментировал лекарь, едва сдерживая смех.

Мальчишка-копьеносец тоже подавил слишком уж, на его взгляд, легкомысленную улыбку и наклонил голову. Хаммон же захлопал в ладоши:

— Ну давайте, давайте! Тацэр, тацэр ац! Ац!

Девчонки прыснули, пряча лица за плечами друг у друга. Та, на которую поглядывал молодой воин, тоже нет-нет да и смотрела в его сторону, а улыбка ее становилась смущенной.

— Сегодня у нас ужин с плясками и музыкой! — объявил Хаммон. — Слышь, парень, я тебе не завидую — жить рядом с таким занудой, как твой лекарь! Ему, кстати, первые годы тут пытались сосватать смазливых аборигеночек: с богами породниться ведь никогда не зазорно! Он сначала, представь, вообще намеков не понял, а когда я ему все разобъяснил, хохотал два дня. Вот таких же малолеток подсунуть пытались, они тут все рано женятся, у них это нормально.

— И как он отделался, чтобы никого не обидеть? — полюбопытствовал Ноиро.

— Не знаю, где он этого набрался — ну не в монастыре же своем! — но очень просто: сказал, что предпочитает очень старых или очень некрасивых женщин, а таких в славном племени нет. За это бабы его до сих пор боготворят — в том числе и старые, и некрасивые. Дамский угодник, а не монах! И зануда. Я на его месте выбрал бы кого-нибудь. Пусть постарше, но не сидеть же одному, как филину!

А Ноиро вспомнил их с Элинором общение на радуге и подумал, что не так уж он покладист и прост — тот, кого Хаммон запанибрата называет дамским угодником и странным словом «монах».

Девчонки тем временем принялись бряцать своими погремушками, весело петь и под эту «музыку» выделывать замысловатые коленца прямо посреди комнаты. Та-Дюлатар жарил мясо и между делом поглядывал на их пляску, а Хаммон рукоплескал, готовый в любой момент составить компанию юным танцовщицам.

— Что такое «монах»? — основательно поломав голову, спросил наконец Ноиро.

Старик отвлекся с неохотой:

— А? Монах? Это вроде шаманов. Только хуже. Совсем чокнутые.

— Та-Дюлатар — шаман?!

— Говорю же: «вроде»! Монах с мелочью вроде духов всяких не возится, не по чину. Он сразу к начальству за благословением.

В целом Ноиро понял смысл этого слова, но уяснить, как это он «к начальству за благословением», не смог. Значит, в том государстве, откуда родом Элинор, силен институт религии, где люди посвящают себя служению Святому Доэтерию, а то и обращаются прямиком к нему. Так было у северян ва-костов три столетия назад, еще задолго до рождения Бороза Гельтенстаха и его исторического похода на Кемлин. Но тогда Доэтерий не пожелал с ними разговаривать, затея провалилась. Хотя сама идея была интересной. В Тарумине — столице Ва-Кост — тогда выстроили храм-пятибашенник, и каждая из башен символизировала одного из ангелов и одну из стихий, которым покровительствовали эти ангелы. Однако вскоре среди чинов ордена произошел серьезный раскол, а через полтора века, перед самым приходом к власти альбиноса Гельтенстаха, он завершился локальной стычкой оппонентов, массовыми казнями и политическими репрессиями по всей стране. Бороз Гельтенстах положил этому конец. Одной из первых фраз его публичных выступлений была такая: «Пропади пропадом такое служение религии!» И страна благополучно вернулась к проверенному веками шаманизму. Течение прекратило быть.

— И у них ничего не развалилось? — переспросил Ноиро, дождавшись, когда девчонки смолкнут, чтобы перекусить.

— Ха! Еще как развалилось! Люди — отдельно, боги — отдельно, сам знаешь эту истину. Когда люди начинают трактовать божью волю — жди беды. Ты ешь, ешь, скелет! Тощий, как хворостина, как такого ноги еще носят!

«Боится, что сейчас начну выспрашивать. Да, тут явно что-то нечистое. Нет на Тийро таких государств, нет таких языков, нет таких религиозных течений! Или все это — дурацкая мистификация, а мне не доверяют, или я вообще не знаю, что думать. Не про инопланетных же пришельцев, в самом деле! Этим бредом вся желтая пресса переполнена»…