Режим черной магии

Боль взорвалась под моими коленями так сильно и быстро, что я не могла вздохнуть. Я сразу же упала лицом вниз. Слезы туманили зрение, и я свернулась в позе зародыша, стараясь удержать свои колени. Кто-то напал на меня со спины. О господи, я никогда не смогу снова ходить.

— Я убила ее! Я, мать вашу, убила ее! — кричала Ленор, и я сквозь пряди волос смотрела, как ее уволакивают два охранника, заставляя подчиняться с помощью пары палок. Несомненно, теперь, когда она не может ничего сделать, она просто большое трепло.

— Вставай, светлячок, — сказал кто-то с сарказмом, и я застонала, когда они остановились и поволокли меня между собой. Я не могла выпрямить ноги. Они адски болели. За исключением нашего стола, в зале было все в пределах нормы. Шумно, да, но никто так и не встал со своих скамеек.

Испуганная Мэри обхватила свое худое тело такими же худыми руками. Чарльз не желал смотреть. Но выражение лица Ральфа меня напугало. В его глазах был ужас. Ужас, который он не мог выразить, но который переживал заново. Только не в медицинское крыло. Господи, пожалуйста. Не в медицинское крыло.

— Новая девочка заводит друзей? — сказал один из охранников, отпуская меня и толкая к стене, прежде чем заломить мне руки за спину. — Что там говорят о рыжих?

— Медицинское крыло? — спросил другой, замедляя шаг перед лестницей, уходящей вниз. Оттуда поднимался холод, провонявший страхом и дезинфекцией. Господи, нет. Они могут это сделать, и это будет конец. Моя жизнь закончится. Я буду, как Ральф, и вся магия мира не сможет помочь мне стать прежней.

Я снова собралась, чтобы опять бороться, и почти заплакала от облегчения, когда первый ответил:

— Нет. За ней приедет кто-то с материка, и они хотят, чтобы она была в состоянии разговаривать.

Мое облегчение было коротким. Они хотят, чтобы я была в состоянии разговаривать? Мне не сделают лоботомию только потому, что кому-то это доставит неудобства?

Стальные наручники замкнулись на моих запястьях с громким щелчком. Я хотела драться, но едва могла двигаться. Я боялась нового поражения, и они потащили меня куда-то в другую от моей камеры часть тюрьмы. Мое сердце заколотилось, и я попыталась встать, сделать что-нибудь! Ушибы и наручники были незначительны по сравнению с реальностью, что эти люди могли бы что-нибудь со мной сделать — порезать меня так же, как Ральфа — и никто даже не задумался бы об этом дважды, просто меньше хлопот.

Шум из столовой стихал, и остались только я и мои охранники, тащившие меня по полу мимо череды запертых железных дверей. Они поставили меня перед твердой каменной стеной, за ней был невидимый океан. У меня заколотилось сердце, и адреналин побежал к ногам, когда они остановились, чтобы один из них смог открыть дверь камеры. Открыть ее можно было только вдвоем, один вошел со мной в камеру, другой стоял у панели дистанционного управления. Звук скрипнувшей двери остудил меня, и я стиснула зубы от боли в коленях, когда они начали подгибаться под моим собственным весом.

— Наслаждайся дырой, — сказал охранник и толкнул меня внутрь мимо внешней металлической двери и внутренней обычной в стандартную коробку пять на девять. Я упала, зрение помутилось от боли в коленях, и закрывающаяся дверь захлопнулась прежде, чем я смогла бы даже поднять лицо. Вторая дверь грохнула секундой позже первой, отрезая свет, но прежде я успела увидеть, что в камере есть туалет, раковина и больше ничего.

Они даже не смеялись надо мной, пока их голоса слабели, я была настолько незначительна, что они обо мне не разговаривали.

Я медленно распрямила ноги, двигаться было трудно, потому что руки все еще были скованы у меня за спиной. Чувствуя себя больной, я ползла, пока не уперлась в стену. Она была металлической, даже чересчур металлической, и холодной. Тихие звуки моего дыхания становились громче. Кто-то по соседству плакал, но я не плакала.

Я никогда бы не заплакала.

Глава 7

Металлические стены и пол были холодны, дрожь прошла пару часов назад, теперь же я просто окоченела. Под коленками так распухло, что я даже не могла согнуть ноги. Они болели, пульсируя болью, которая не уходила, так что я смирилась с ней. Прочная входная дверь оставалась закрытой, и в комнате было темно, хоть глаз выколи. Я не видела стены, но пройдя вдоль них, обнаружила туалет, что было трудно, ведь я все еще была в наручниках, и раковину. Я сидела в углу возле двери, вытянув ноги на холодном полу, надеясь, что опухоль спадет. Вытаскивать скованные руки из-за спины было пыткой.

Я поняла, что пропустила завтрак, когда учуяла слабый запах лазаньи, который появился и исчез. Моим обедом был салат. Я не съела его, поднос так и стоял у двери, где его оставила женщина. Затейливый наряд, видимо, должен был сказать, что она разжалованная богиня.