«Он сидел в комнате почти безвыходно, отгороженный от всего мира. Он сходился лицом к лицу со своими демонами, пытался понять работу своего разума. Расписание у него было очень простое. Он поднимался через час-другой после полудня, жарил глазунью и, позавтракав, запирался у себя в комнате на столько часов, сколько мог вынести. Затем он отправлялся на полуночный обход баров Монпарнаса[65]
, выпивал изрядное количество дешевого красного вина, возвращался к рассвету и пытался уснуть – что было трудно, ибо вся его жизнь строилась вокруг исступленной потребности писать».«Осада» началась с откровения. Поздней ночью, гуляя неподалеку от Дублинской гавани, Беккет вдруг очнулся на конце пирса, вокруг бушевала зимняя буря. Завывал ветер, пенилась темная вода, и вдруг Беккет осознал, что все темное, что он пытался держать под контролем в своей жизни и в своем творчестве – а творчество его в ту пору не завоевало еще интереса читателей, да и самого Беккета не удовлетворяло, – нужно выпустить и оно станет источником поэтического вдохновения. «Я всегда пребуду в депрессии, – осознал Беккет, – но отныне я могу принять темную сторону как главное в моей личности и, признав ее, заставить работать на меня».
Игорь Стравинский (1882–1971)
«Я встаю в восемь утра, делаю зарядку и работаю без перерыва с девяти до часа», – сообщил Стравинский интервьюеру в 1924 г. Посвящать сочинению музыки больше трех часов в день не удавалось; менее неотложными делами он занимался во второй половине дня – писал письма, переписывал ноты, практиковался в игре на пианино. За исключением периодов, когда он отправлялся на гастроли, Стравинский писал музыку ежедневно, независимо от вдохновения, как говорил он сам. Для этой работой ему требовалось уединение, он закрывал окна кабинета, прежде чем приступить. «Я мог сочинять только в уверенности, что никто не слышит меня». Если работа стопорилась, помогала стойка на голове – эта перевернутая поза, по словам композитора, помогала «дать отдых голове и прочистить мозги».
Эрик Сати (1866–1925)
В 1898 г. Сати переехал из парижского квартала Монмартр в рабочий пригород Аркей, где ему предстояло жить до самой смерти. По утрам композитор, как правило, отправлялся пешком в столицу, проходя около десяти километров до прежнего своего места жительства, заглядывая по пути в любимые кафе. Один из наблюдателей отмечал, что Сати «двигался медленно, маленькими шагами, крепко зажав зонтик под мышкой. За разговором он останавливался и отдыхал, слегка сгибая колено, поправлял пенсне и упирался кулаком в бедро. Затем он отправлялся дальше все такими же маленькими, решительными шагами». Наряд композитора так же бросался в глаза, как и его походка: в самый год переезда в Аркей Сати получил небольшое наследство и потратил его на дюжину одинаковых вельветовых костюмов каштанового цвета и такое же количество котелков к ним. Местные жители вскоре прозвали его «вельветовым господином».
В Париже вельветовый господин навещал друзей или встречался с ними в кафе. Там же, в кафе, он работал над своими композициями, однако только в кафе, не в ресторанах: гурман Сати заранее предвкушал вкусное вечернее угощение. Хотя он любил изысканные блюда и тщательно следил за своим рационом, он мог поглощать пищу в невероятных количествах, например, в один присест уничтожить омлет на 30 яиц. Иногда Сати удавалось заработать за вечер немного денег, подыгрывая на пианино певцам в кабаре, в противном случае он совершал еще один обход кафе, хорошенько при этом напиваясь. Последняя электричка в Аркей отправлялась в час ночи, однако Сати часто опаздывал на поезд, и ему приходилось добираться домой пешком – чуть ли не до рассвета. И тем не менее, едва наступало новое утро, он вновь пускался в путь.
Специалист по истории искусства Роджер Шаттак высказал предположение, что присущее Сати уникальное чувство ритма и понимание «возможностей варьирования повторов» связано с этими «бесконечными путешествиями взад и вперед по одному и тому же маршруту изо дня в день». Действительно, на ходу Сати останавливался, записывал какие-то идеи; если уже наступала темнота, пристраивался под фонарем. Во время войны фонари выключали, и прошел слух, что это плохо сказалось на продуктивности Сати.
Пабло Пикассо (1881–1973)