Режиссер Советского Союза

Арциховский, как и обещал, прислал своего ученика. Товарищ оказался целым доцентом, заслуженным археологом и увешанным прочими научными заслугами ученым. Звали его Петр Кузнецов. Был он высок, статен, еще и с редким для зимы загаром. Наш консультант только осенью вернулся с раскопок в Туркмении, так что загар еще не сошел. В общем, брутальный такой мужчина. Этот тридцатилетний Индиана Джонс, вместо того чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями, начал ухаживать за Пузик. Рыжая же, коза этакая, вполне благосклонно принимала его знаки внимания, еще и сама подыгрывала. В итоге работа над подготовкой к съемкам замедлилась, плюс Самсон совсем впал в уныние. Я заметил это слишком поздно, только после намека Зельцера. Пришлось приводить людей в порядок, как умею. А с учетом того, что настроение у меня было дерьмовым, так как еще Таня пила кровь, как заправский вампир, то расправа была жестокой.

Захожу в кабинет, где воркуют наши голубки, совершенно забросив в сторону работу. Меня даже переклинило на несколько секунд. Пузик еще роман дописывать, это не считая сценария с рассказами про Терешко. А она здесь впустую время тратит… Ну, держите свои болты и гайки!

— Оксана, подожди меня, пожалуйста, в кабинете, — говорю спокойно, а сам просто сгораю от холодного бешенства. — У меня разговор к Петру.

Пузик что-то поняла и быстро выпорхнула из комнаты.

— Доцент, — грубо обращаюсь к Кузнецову, — тебя для чего сюда прислали? Работать и консультировать съемочную группу по сценарию. Я пока ничего этого не увидел. Кроме того, как ты пудришь мозги нашей сотруднице, рассказывая ей сказки, как это романтично — копаться в говне, пусть и историческом.

— Не много ли ты на себя берешь, режиссеришка? — археолог сделал два быстрых шага в мою сторону.

Он выше, гибче и явно чем-то занимался. Только товарищ не учел одного. Последние месяцы я качаюсь, как сумасшедший — может, потому, что давно не было секса. А еще нынешний Леша неплохой вольник, а я прежний занимался самбо. Рассусоливать не стал. Двойка в корпус, бросок через плечо и залом руки на болевой. К своей чести, орать, как потерпевший, археолог не стал, а просто шипел от боли.

— У Оксаны и Сергея отношения, но сейчас произошел разлад. Но это их дела. Нравится тебе девушка — значит, берешь паспорт и ведешь ее в загс. Но я никому не позволю разбивать сердце и ломать жизнь своей названой сестре.

— Я этого не знал. Прошу прощения. Да и есть у меня невеста, просто так флиртовали.

Поднимаю археолога, отряхиваю его и привожу в порядок костюм.

— Завтра у тебя единственный испытательный день. Если хоть кто-то из коллектива скажет, что ты филонишь или некомпетентен, то я напишу официальную бумагу профессору от киностудии. Тема кляузы будет следующей — зачем вы прислали нам неуча и дурачка. Я не шучу. Никому не позволено ломать мои проекты. Мы договорились?

— Да, — отвечает Петр, опустив глаза. — Не надо писать Артемию Владимировичу. Не позорьте. Не знаю, что на меня нашло. Всю заброшенную работу я наверстаю.

Захожу в свой кабинет, где в кресле для посетителей сидит Пузик, нервно сжав руки.

— Во сколько уходит поезд в Минск? — спокойно спрашиваю Оксану, наблюдая, как трясучка прекратилась и к нам возвращается воинственная бобруйская валькирия.

— Я никуда не поеду! И вообще, ты не имеешь никакого права! Да и за твоего Самсона я замуж выходить не обязана.

— Отвечаю по порядку. Прописка у тебя минская, и если надо будет, то я вышвырну тебя из Москвы официально. Вот радости-то будет белорусским товарищам и твоим поклонникам… Власти у меня на это хватит. Я отстраняю тебя от всех проектов. При этом передаю тебе полностью все права на роман, рассказы, даже за «Рюриковичей» ты получишь оплату. Но на этом наше сотрудничество заканчивается. Никогда не потерплю внутри нашего хрупкого коллектива человека, который рушит его из-за своей дури. Найду другого соавтора, пусть он будет и менее талантлив. И последнее — меня не волнует твоя личная жизнь. Главное — чтобы она не мешала работе и моим планам. Замуж можешь выйти хоть за Зельцера, совет вам да любовь. Но прекращай третировать Сергея. Поговори с ним нормально, чтобы он понял посыл о прекращении ваших отношений и их бесперспективности. Ничего, он не хрустальный, переживет. Только работу нельзя смешивать с личными отношениями. Хрень из этого получается.

Смотрю, что рыжая беззвучно плачет. И ручейки ее слез скоро должны перерасти в водопад. Подхожу к ней и сую платок. Дожидаюсь, когда Пузик вдоволь нарыдается, подвожу итог:

— Пойми, мелочей в нашем деле не бывает. А все свои чувства мы должны оставлять на улице, как только зашли в здание киностудии. Ты думаешь, у меня нет проблем в личной жизни? Или я прыгаю до потолка от того, что жена запретила мне встречаться с дочками?