Режиссерская энциклопедия. Кино Европы

Искусство Шванкмайера питается реальностью, которая постоянно провоцирует и направляет его фантазию. "Ряд моих фильмов, — признается режиссер, — возник как бы по недосмотру, соответственно они бы никогда не появились, если бы все было в сценарии. Изначально они были задуманы либо как фильм для детей ("Бормоглот"), или документ культуры ("Мертвецкая"), либо как мультипликационная романтическая история ("Отрантский замок"). В процессе съемок современная реальность как-то сама полезла в фильм. Так, скажем, снимая "Мертвецкую", невозможно было обойти вниманием рассказ женщины-гида, адресованный школьникам. В обстановке мрачного музея он стал экстрактом черного юмора. "Бормоглот", поначалу обещавший быть непритязательной игрой ста- рык детских игрушек, превратился в дуэль с детством. В "Отрантский замок" вдруг начал проникать новый слой конфронтации — так возник фильм-мистификация, где сталкиваются фантастичность... английского готического романа и рационализм современного телевидения".Уже в раннем Манифесте "Театра масок" художник акцентировал изобразительность как один из основных элементов своей творческой концепции. "Я иду не от кино, — подчеркивал он несколько позднее, — а от изобразительного искусства". И добавлял: "Камера - раб". Кинематограф волновал режиссера не как искусство, а, скорее, как возможность высказать то, что нельзя передать другими средствами. "Возможности диалога" (1982), где Ш. создал апокалиптическую картину процесса уничтожения, опустошения в буквальном и метафорическом смысле слова и где собраны, по существу, все темы предыдущих работ, — кульминация и в то же время завершение периода маньеризма. Начиная с "Алисы", в работах Ш. ощущается сознательное очищение от орнаментализма и буйства изобразительности. На смену им приходит жесткий отбор выразительных средств и усиление кинематогра- фичности, достигающее апогея в середине 90-х, когда он создает свои во многом итоговые фильмы. Закреплением этих изменений стал поставленный в 1994 г. "Фауст" (пр. ФИТЕСа за сценарий и режиссуру, "Чешский лев" за изобразительное решение фильма, "Чешский лев" за творчество в целом и др.), в основу которого положены многочисленные мифы об этом средневековом персонаже, начиная от народный ярмарочных представлений и кончая знаменитым произведением Гёте. Продолжая утверждать, что современный человек связан и деформирован цивилизацией Разума, Ш. на историях многочисленных современных фаустов демонстрирует, как власть, слава, секс превращаются в механизмы, манипулирующие человеком сегодня. Сделанные в духе любимого им жанра черного гротеска "Конспираторы наслаждения" (1996, 1 пр. жюри молодых на МКФ в Локарно, номинация на "Чешского льва") развивают один из мотивов предыдущего фильма и размышляют о "сексуальных извращениях", за которыми, по мнению режиссера, скрывается невыносимое одиночество современного человека, зачастую вызванное его неспособностью общаться с другими. Своеобразное отражение в картине получили идеи и творчество Л. фон Захер-Мазоха, маркиза де Сада, Зигмунда Фрейда, Луиса Буньюэля, Макса Эрнста. После "Конспираторов наслаждения" Ш. приступил к реализации своего давнего кинематографического проекта "Синяя Борода".

Наряду с работой в кино Ш. занимается живописью, графикой, скульптурой, литературой. Активный член Пражской группы сюрреалистов, он принимает участие в коллективных исследованиях по проблемам образности и воображения в эстетике сюрреализма. Свои взгляды на разрабатываемые им проблемы творческой деятельности и интерпретации, эротики в современном мире, сна и страха Ш. публиковал в самиздатовских изданиях и на страницах зарубежной печати. В 1997 г. в рамках Дней искусства рудоль- финской Праги Ш. устроил посвященную сюрреализму и его истокам выставку (куда включил свои живописные, графические и скульптурные работы), подчинив ее концепции сложного сюрреалистического объекта.