Режиссерские уроки К. С. Станиславского

Таковы были народные представления о «страшном», а вы пошли по линии более позднего, декадентского театра, некоего «гран-гиньоля» из смеси французской мелодрамы и английских привидений из старинного замка. Это и не русское и не народное представление о страшных и непонятных минутах жизни и происшествиях в те далекие годы…

И. Я. Судаков. Может быть, нам одеть часть хлыновских слуг в вывороченные тулупы, Константин Сергеевич?

К. С. Это уже будет лучше, но это еще далеко не все. Надо сделать так, чтобы Наркису было страшно, а нам в зале смешно. Значит, должно быть несоответствие между тем, что его пугает и каким мы видим это пугающее существо или эффект.

Сделайте так. Во-первых, даже в ваши театральные костюмы пусть будет немного народу одето, да и то не с начала картины. Пусть принесут с собой узлы и корзину. А что в ней — неизвестно. Только один Иван Михайлович выхватил какую-то широкополую шляпу и нахлобучил ее на себя да пьяный барин обопрется на меч, а не на трость. Вот пока для первого разговора Аристарха и Хлынова и все признаки «театральщины». Все остальное пусть несут в сарай, и зритель не знает, кого в чем он увидит.

Может быть, вслед за тем, как я буду говорить, мы будем все применять и делать?

И. Я. Судаков. Конечно, Константин Сергеевич. Прошу всех на сцену. Снимите костюмы, заверните их в узлы, нагрузитесь всякими мечами и щитами и снесите все в сарай во время первого разговора Хлынова и Аристарха.

К. С. Кстати, соберите в сарае то, что может оставаться в таком овине. Несколько вил, метелок, лопат, два-три разбитых чугунка, глиняные горшки, крынки, старая рогожа, высохшие, пустые внутри тыквы, солома…

Н. Г. Александров[8] (появляясь из-за кулис). Константин Сергеевич, вы репетируйте, а мы соберем все, что вы сказали, и незаметно с задней стороны поставим в сарай[9].

К. С. Очень хорошо! Спасибо! Нет ли еще у нас в реквизите где-нибудь старой бутафорской лошадиной головы и двух белых скатертей…

Н. Г. Александров. Все найдется, Константин Сергеевич, будьте покойны!

К. С. (смеясь). Спасибо. Я знаю, вы на эти штуки любитель. Валяйте, действуйте! Проходим, значит, первый разговор Ивана Михайловича и Николая Афанасьевича (Подгорного. — Н. Г.), во время которого в сарае собирается вся шайка с узлами, корзинами и прочим. Это будет вроде сбора контрабандистов в «Кармен». Можно что-нибудь и напевать всем. Они ведь все давно на взводе…

Репетируется сцена Хлынова и Аристарха. На фоне таинственного сбора всех участников сцены в сарай разговор Хлынова и Аристарха звучит очень действенно и интригует тем, что неизвестно, как вся компания будет «разбойничать» дальше. К выходу Наркиса все скрываются в сарай.

К. С. Теперь прошу слушать меня из зала и делать все очень серьезно. Для них это не забава, а серьезное дело. Прежде всего огромная пауза перед выходом Наркиса. Этим дуракам в сарае очень трудно ее выдержать. Кому как раз чихнуть захотелось, в сарае ведь пыльно, кого смех разбирает, кому на ногу в толкотне наступили, кто икнуть хочет — надо все это накопить, но не сметь сделать. Пауза должна быть мертвая! Борис Георгиевич, выходите!

Б. Г. Добронравов — Наркис (выходя). Вот так важно! Сарай! Да я опять тута, в третий раз!..

К. С. Всматривайтесь в сарай, прислушивайтесь, что-то вас бессознательно волнует, как бывает, когда играешь в сумерки в прятки в саду. Знаешь, что кругом все где-то сидят по кустам, а где — не знаешь и отойти от палочки-выручалочки боишься. Вот тут кто-то в сарае не выдержал — чихнул и икнул, только не больше двух человек! (В сарае так и происходит.)

Б. Г. Добронравов (в страхе оглядывается). Ну так и есть — он шутит! (Вглядывается в двери сарая. В сарае по своей инициативе кто-то пискнул и заверещал тонко-тонко козлом.)

Б. Г. Добронравов (отскочив). Ой, выходит! Он выходит, как начнет темнеть, так ему и выход! Ох, господи, чур меня, чур! Куда же идти-то мне? (Пятится к кулисе.)

К. С. Хватите кто-нибудь из-за кулис Бориса Георгиевича снопом соломы по голове. Только не больно!

Голос вездесущего Н. Г. Александрова. Пожалуйста, Константин Сергеевич.

К. С. Повторите мизансцену и текст, Борис Георгиевич! Добронравов повторяет предыдущий текст и мизансцену, а получив удар снопом по спине, отходит на середину сцены и совершенно серьезно говорит, вглядываясь в темноту и почесывая спину, текст Островского: «Он шутит». Это звучит очень смешно и верно.

К. С. Теперь уже Наркис побоится уйти с полянки перед сараем. Пугайте его, не выходя из сарая, всем, чем можете. Просуньте в дыры крыши вилы и метлы да прицепите к ним мочалу, рогожу и наденьте на них глиняные горшки. В дверях сарая, в глубине, покажите пустую тыкву. Прорежьте на ней глаза, рот, как делают на Украине при колядовании. Сопровождайте все это бесовскими звуками. А вы, Борис Георгиевич, приспосабливайте текст к тому, что будете видеть.