Режиссерское искусство театра кукол России XX века

Постановка Швембергером в театре кукол пьесы Мольера стала знаковой в истории отечественного режиссерского искусства театра кукол. Это был первый режиссерский опыт постановки классического драматургического произведения, написанного для драматического театра в профессиональном театре кукол. Интересно, что практически в то же время в Москве, в постановке пьесы Мольера «Мнимый больной» режиссер Г. Л. Рошаль [229] , будучи руководителем Педагогического театра, также использовал средства театра кукол [230] .

Летом 1922 года В. Швембергер вернулся в Москву. Впереди – короткий период работы в Третьей студии МХТ (но уже без Вахтангова), затем столь же короткий – в Студии Р. Н. Симонова и примечательная попытка постановки кукольного спектакля в «манере итальянской комедии импровизации». Любопытно отметить, что замысел Швембергера совпадает со сценарием для марионеток, наброски которой остались в записных тетрадях 1915 года Евг. Вахтангова [231] .

«Тема куклы», так или иначе, постоянно присутствовала в творчестве Евг. Вахтангова. Не только в режиссуре, но и в актерских работах он часто обращался к образу куклы. Так, в одной из лучших своих ролей в Московском Художественном театре – роли игрушечного фабриканта Тэкльтона в спектакле «Сверчок на печи» Ч. Диккенса (1914) – он создает зримый образ механической куклы: «…Отрывистые интонации. Скрипучий голос. Каркающий смех. Щелк каблука. Один глаз полузакрыт. На губах гримаса брезгливости. Полосатый жилет. Куцый фрак с бархатными отворотами. Панталоны со штрипками. Резким и крепким контуром очерчена фигура фабриканта игрушек. Почти нет движений. Жестикуляция доведена до минимума. Вы смотрите на Тэкльтона и не знаете: живой ли человек перед вами или всего лишь заводная кукла, сделанная искусной рукой Калеба Племмера. Вот-вот окончится завод, и на полуслове, на полудвижении замрет этот смешной и неприятный джентльмен. Бессильно поникнут руки. Остановится шаг… Он похож на заводную игрушку, подобную тем, которые вырабатываются у него на фабрике. В его груди отстукивает секунды мертвый механизм вместо живого и теплого человеческого сердца. Отсюда – трактовка образа как бездушной, механической куклы, лишенной живого многообразия человеческих чувств. Финал роли – превращение куклы в живого человека. С этим подходом к изображению всего отрицательного в человеческой жизни как механического, марионеточного, живого только внешне, а внутренне мертвого и пустого, мы столкнемся в творчестве Вахтангова еще не раз. Тема двух миров – мертвого и живого – станет основной темой вахтанговского творчества» [232] .

Один из учеников Студии Вахтангова, поэт П. Г. Антокольский в 1917 году написал небольшую драматическую сказку под названием «Кукла инфанты». Вахтангов предложил поставить эту пьесу как кукольное представление. Каждый актер должен был прежде всего сыграть актера-куклу, с тем чтобы потом этот «актер-кукла» играл роли Инфанты, Королевы, Придворного, Шута и др. «Нужно представить себе куклу-режиссера и почувствовать, как она стала бы режиссировать: тогда вы пойдете верно <…>. Если вы пойдете от куклы, – говорил Вахтангов, – вы найдете и форму, и чувства<…>. Чувства эти крайне просты» [233] .

Вахтангов формулирует и использует здесь принцип, который впоследствии найдет применение при разработке целого ряда не только его спектаклей, но и всех профессиональных кукольных постановок XX в.: «В каждый данный момент должно действовать только одно действующее лицо – то, которое говорит. Остальные должны неподвижно слушать» [234] . Это правило остается непреложным почти во всех кукольных постановках.

В другой постановке – «Свадьбе» А. Чехова – Вахтангов добивается при помощи этого же приема противоположного эффекта. Если в «Кукле инфанты» Вахтангов хотел показать ожившую игрушку, то здесь он поставил перед собой обратную задачу – в живом человеке раскрыть мертвую сущность, бездушность персонажа. Одновременно со «Свадьбой» Вахтангов заканчивал и новый (второй) вариант спектакля «Чудо святого Антония» (1920) М. Метерлинка, где найденные в «Свадьбе» принципы получили дальнейшее развитие. Вот как описывает этот спектакль Я. А. Тугендхольд: «Режиссер превращает всех действующих лиц в черные, сатирически подчеркнутые силуэты, <…> особенно хороши здесь женщины с их разнообразно уродливыми профилями и одинаково автоматическими движениями <…>. На сцене только Антоний и Виржини кажутся живыми, настоящими людьми среди мелькающих черных арабесок, фантомов, механических кукол . Вахтангову удалось перенести центр тяжести мистики с фигуры святого на самую толпу. Это она кажется нереальной, как китайские тени – тени человеческой пошлости» [235] . Тема двух миров – «мертвого и живого», мира куклы и мира человека – получает развитие и в постановках «Вечер Сервантеса» (1920) и «Эрик XIV» (1921).