Он умел делать прозрачную бусину чистой как слеза, но она была хрупкой. Долго она не жила, но все равно он обходился без красок, лишь контролируя копоть над огоньком. Крытник жил в тюрьме при помощи огонька, и его бусины были разноцветными, даже такими, что не отличались от мрамора или жемчужины.
Крытник мотал пятнадцатилетний срок за убийство барыги-валютчика. Отсидел шесть лет, осталось девять. Долгое время был в бегах. Крытником его прозвали из-за тюрьмы. Это крытая тюрьма строгого режима, где запрещено выходить на улицу под открытое небо. Даже во дворике для прогулок небо скрыто не только решеткой. Круглые сутки в четырех стенах с четырьмя людьми. С утра до ночи он крутил маслины для четок. Молчал, иногда разговаривал.
Крытник разговаривал со мной очень тихим голосом. Я прислушивался, чтобы услышать его. С другими он разговаривал обыкновенно, а со мной – будто открывал тайную тайну. Он умел говорить обо всем и со всеми. С бандитами говорил «о жизни нашей в доме нашем общем» – простой и резкий разговор двух и более зэков, а мне иногда выдавал перлы о бусинах. Очень по-китайски.
Когда его увозили этапом в другую тюрьму, где он сидел основной срок (к нам его привозили на раскрутку), я подарил ему желтую книгу. Тяжело с ней расставался. Было страшно, будто ангел-хранитель покидал меня. С перепугу чуть не забрал книгу обратно, но сдержался. Я подражал сокамерникам. Они были непривязчивы к вещам. Легко брали, легко отдавали. Вещи сами перемещались из рук в руки, будто живые, но редко покидали пределы хаты. В основном это была одежда и обувь. Футболка или пара кроссовок могли поменять пятерых носителей и вернуться к первому. А у первого к тому времени успевало появиться две новых футболки или другая обувь, с которыми он так же легко расставался, и начиналось сначала.
В замкнутом пространстве расстояний нет. Ничего не уходит в никуда, всегда куда-то. И если интересно, то можно проследить весь путь и приключения каждой вещи, не вставая с нары и почти не поворачивая головы. На воле понадобится воображение, чтобы домыслить, что произошло с вещью там, за горизонтом, а здесь можно сидеть на месте, наблюдая истории в стиле сказок Андерсена о путешествии штопальной иглы или бутылочного горлышка. Видно все без напряжения. В этом движении был азарт. Кто первый расставался, тот первый получал с прибылью или не получал вовсе. Так я расстался с книгой, слабо надеясь, что она еще вернется. Не обязательно в том виде, в каком ушла. Можно в другом, как другая книга или две книги.
Я очень дорожил желтой книгой и тем, что было на мне надето. Последние остатки свободы, что маячила верхушками деревьев за решеткой. Я цеплялся за них до последнего, как за тоску о прошлом. За книгу с чужими мыслями и за одежду, сшитую чужими людьми.
Когда желтая книга покинула меня, я пытался жить при помощи других книг. Их приносили из библиотеки. Выбор был скуден, его и не было. Брал что дают. В кормушку просовывали две-три книги. Зэки выбирали ту, что толще и бумага тоньше.
Успехом пользовалась Библия на английском языке, а остатки сиротливо валялись на столе. Их забирал я.
Библию приносили очень редко, но она была толстой, и хватало ее надолго. Все, что доставалось мне, зэков не интересовало. Они книг не читали, только курили. В библиотеке мало книг. Она не пополнялась и постепенно исчезала в дым, но мне удалось кое-что выудить из ее скудных запасов.
Я не считаю книгами говно вроде «Воровского общака Паши Цируля», сборника детективов толстой тетки и нескольких старых журналов «Наука и жизнь» с вырванными страницами и неправильно разгаданными кроссвордами.
Книги в библиотеке появлялись из пункта приема макулатуры. Туда их приносили пионеры, а пионеров уже двадцать лет не принимали в пионеры. Но там было несколько книг, которые я все-таки прочитал.
«Мартин Иден» и «Маленькая хозяйка большого дома» Джека Лондона, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, «Луна и грош» Сомерсета Моэма, «Тысяча и одна ночь» Шахерезады, «Путешествие на Кон-Тики» Тура Хейердала. Первый том «Йосифа и его братьев» Томаса Манна, второй том «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма, «Сияние» Стивена Кинга. Это все, что я смог выжать из тюремной библиотеки, включая статью «Теория катастроф» из журнала «Наука и жизнь» за 1986 год, которую я сопоставил с трагедией своей жизни и остался доволен, потому что увидел, как все похоже на бабочку, которая вылупилась из личинки.
В журнале «Юный техник» за 1983 год нашел статью о выращивании искусственных алмазов. Эта статья мне понравилась, как статья про бабочку. Статья об алмазах была написана задорным языком, специально для подростков, которые хотят верить в светлое будущее, полное приключений.
«В наших лабораториях создаются специальные условия для выращивания искусственных алмазов, так необходимых нашей промышленности.
Наши алмазы не имеют ничего общего с бриллиантами, которые богатые капиталистические бездельники выставляют напоказ, чтобы оправдать свое паразитическое существование. Наши алмазы созданы для труда людьми труда.