Режиссёр. Инструкция освобождения

Я посмотрел на кореша. У него с сестрой было неуловимое сходство, не такое, что сразу бросалось в глаза, но было.

– Твоя сестра, – сказал я, – очень красивая женщина.

Сестре понравилось, губы ее дрогнули, щеки порозовели. Лицо кореша смягчилось.

– Я мог бы пригласить ее на свидание, – сказал я.

– У тебя денег не хватит, – сказал малолетка.

– Денег хватит. Я не говорю про сегодня. Завтра.

Мои слова гадалке понравились. Она посмотрела на своего брата. Брат посмотрел на малолетку. Получился треугольник с малолеткой на вершине.

125

Полчаса назад мне не хватало на проезд, а сейчас я заявлял, что имею деньги на ресторан. Малолетка посмотрел на гадалку, вернее, на ее грудь, и понял, что я на крючке.

– Ладно, – сказал он. – Ради таких сисек можно и горы свернуть.

Гадалка зарделась, кореш смутился, а я подумал: «Что за бред?»

Малолетний босс мафии, и у него в приспешниках трое взрослых людей. Двое здоровенных мужчин и одна зрелая женщина с феноменальной грудью. А я, непонятно за каким хреном, играю в эту игру, где у нас серьезные лица, потому что речь идет о деньгах. Все мы были странными, будто нас придумали для комедии и нарисовали в книжке комиксов для японских подростков. Я сказал: «Пацаны! А возьмите меня в банду!»

– Я уже говорил, – ответил малолетка. – У нас чисто семейный бизнес.

– Ну тогда возьмите в семью! – Я подмигнул Кларе.

Она выпрямила спину, и грудь стала шире. В декольте нашлось немного места для правого соска. Все смотрели на нее и облизывались.

126

Стать смотрящим за тюрьмой легче, чем смотрящим за хатой. Есть такая гусеница, «мертвая голова», с двух концов одинаковая. Одна голова настоящая, чтобы жрать, а вторая ложная, чтобы срать. Ложная голова – это рисунок на хвосте в виде человеческого черепа, нарисованный мастером логотипов для рекламы средства от тараканов. Странно, что у гусеницы на теле есть такой, слишком человеческий, символ. Ложная голова выглядит устрашающе, страшнее настоящей. Ложная для того, чтобы никто не подкрадывался сзади. Птицы и прочие враги ее боятся и облетают стороной.

Я стал такой мертвой головой. Ненастоящая и бесполезная вещь. Полная противоположность смотрящему и его команде. Они полезны для жизни. Злы, агрессивны и голодны. Держат власть в кулаке и подчиняют всех своей воле, а я, как мертвая голова, был мертвым. Без реакций и возмущений, нечувствительный к боли, бесполезный для жизни: толку от меня никакого, даже страха, любимой пищи паразита, не было. Так в хате меня признали сумасшедшим, потому что в здравом уме нормальный человек так себя не ведет. Нормальный человек боится, и страх толкает его на поступки. Стало быть, я был ненормальным и поступков не совершал.

127

Я был мертвой головой, и меня оставили в покое. Я только делал, ничего не делая. Посадил дерево, а дальше пусть само растет. И однажды, когда совсем потерял себя из виду и думал, что я не я, а кучка дерьма, вдруг услышал, как кто-то сказал: «Что ты делаешь?»

Кто-то обращался ко мне с вопросом, но я не понимал, что ко мне. Я сидел в хате дольше всех, даже Адвокат успел исчезнуть, так долго я сидел.

– Я знаю, ты что-то делаешь.

Этого человека я не знал. Кто-то из новых. Я давно перестал замечать линьку и обновления. Поклонник, Коба, Адвокат, Цыган давно покинули хату. Их места заняли другие.

– Ты со мной разговариваешь? – спросил я.

– С тобой.

– Ничего не делаю.

– Нет. Ты что-то задумал. Я вижу.

– Ничего я не задумал.

– Я вижу, ты прохаваный.

– Какой?

– Если ты сейчас начнешь говорить, то тебя послушают.

– Кто?

– У нас чаепитие. Будут нового смотрягу выбирать.

– И что?

– Было бы неплохо, чтобы тебя выбрали.

– Меня?

– Да. Я за тебя, если что.

– А что случилось?

– Ты гонишь?

– А где старый? Бурик?

– Давно уже нет.

– А где он?

– Поехал до своих.

– Куда?

– В петушатню.

– Ого! За что?

– Ты шо, бля? На приколе?

– Какие приколы? Что случилось?

– А ты, типа, не знаешь?

– Что я должен знать?

Он смотрел на меня как в глубину пещеры, в кромешную тьму.

Постепенно его взгляд прояснился, похоже, он привык к темноте и что-то разглядел.

– Ладно, – сказал он (я заметил в его глазах понимание, словно меня разоблачили). – Это все из-за тебя.

– Что из-за меня?

– Хорош прикидываться. Если это подмут, то сработано четко.

– Какой подмут? Я не понимаю.

Я начал побаиваться. В тюрьме много таких, кто ни за что ни про что делают паскудства.

– Все ты понимаешь, – сказал он. – Сначала я думал, что сам себе накрутил, что такого не бывает, а потом подумал-подумал и понял – ни хрена!

Я, как всегда, молчал и слушал, ждал, что он еще скажет.

Он сказал:

– Слишком не случайно, хоть и выглядит случайно. Я спросил себя: кому это выгодно? И понял – тебе!

– Почему мне?

– Да больше некому!

Мне стало любопытно. Я захотел спросить кое-что, но сдержался.

Он сказал:

– С компотом лихо придумано.

– Каким компотом?

– Слушай, Режиссер, кончай прикидываться. Я давно все понял. Не бойся, никому не скажу.

– Да что не скажешь? Внятно можешь объяснить?

– Ладно, объясню, – сказал он. – Но ты и сам знаешь. Просто чтобы ты понял, что я все…

Он запнулся, словно подыскивая нужное слово, чтобы избежать тавтологии, но сдался.