— Все это очень серьезно… Командующий должен прибыть сразу после перегруппировки. Твои соображения?
— До прибытия командующего три-четыре дня… Мы продолжаем проводить оперативные мероприятия по выявлению изменников и внедренных в армию немецких агентов, но времени крайне мало. Уверен, что многие из них находятся у нас на заметке. Поэтому в качестве профилактических мер перед самой перегруппировой соединений я предлагаю весь подучетный элемент армии, проходящий по делам как изменники, при наличии достаточной доказательной базы, подвергнуть аресту. Это первое… Второе. Остальные подучетники, на которых недостаточно материала для ареста, из всех войсковых частей должны быть переправлены в запасной полк и в тыловые части. В дальнейшем всех этих недоучетников использовать в самый разгар боя. Третье — перед самым приездом командующего в район действия Тринадцатой армии выставить на пути его следования парные дозоры и «секреты» из автоматчиков отделов контрразведки Смерш корпусов и дивизий, в случае необходимости привлечь подразделения НКВД. В-четвертых, изменить сроки перегруппировки и наступления. В-пятых, в ночь перед самой передислокацией армии за передним краем батальонов выставить караулы из бойцов Смерша. На них возлагается задача не пропустить на сторону противника ни одного человека, чтобы он не сообщил немцам об изменениях в нашей армии и о предстоящем наступлении.
— Ну, и впряг ты меня в разговор, — покачал головой начальник контрразведки. — Значит, ты полагаешь, что немецкие агенты находятся где-то среди подучетников?
— Именно так. Контрразведка берет на заметку всех подозрительных. Важно не пропустить их!
— Все так… Что ж, твои доводы весьма разумные, но есть один минус — арест может негативно отразиться на общем настроении в армии. А наша задача заключается в том, чтобы как раз поднимать морально-боевой дух! Поэтому подучетников, проходящих по делам как изменники, нужно будет отправить в штрафные роты и батальоны. Пусть кровью искупят свою вину! А потом, не время отправлять их по тылам в лагеря, когда сейчас мы даже шестидесятилетних призываем… А по поводу недоучетников я согласен. Разумное предложение! Я передам твои соображения командующему армией, а там мы уже решим. Сейчас иди и составь мне подробный отчет.
Разговор был завершен. Романцев почувствовал некоторое облегчение. Вот только надолго ли?
Тимофей вернулся в штаб дивизии. Распорядился, чтобы привели Федорова, разговор с ним был не закончен. Через несколько минут тот с понурым видом сидел за столом и подробно рассказывал о диверсионной школе, где проходил обучение, о преподавателях, о курсантах, с которыми был знаком. Разговор занял в общей сложности часа три. Исписана была половина блокнота.
После того как диверсанта увели, Романцев достал несколько чистых листков и стал думать, с чего следует начать. Мысли были неоформившиеся, растрепанные, роем блуждали где-то в подсознании и никак не желали принять завершенную форму. Некоторое время он сидел, склонившись над бумагой, тщательно обдумывая каждую фразу. Ничего не получалось — перла какая-то канцелярщина! Конечно, от него не требовалось каких-то художественных изысков (чай, не Достоевский! Да и круг читателей ограничен) — полагалось написать лишь строгое перечисление фактов с кратким анализом случившегося, но хотелось оформить как-то покрасивше, что ли… Чтобы самому было приятно читать.
А может, сменить обстановку, выйти, например, в яблоневый сад, благо что он разросся, а укромное местечко для вдохновения отыскать несложно?
За фасадом усадьбы был разбит яблоневый сад, с расколоченным фонтаном в самом центре. От нескольких фигур, окружавших пруд, остались лишь мраморные осколки, уцелела только одна скульптура — нимфа, и то со следами от пуль. Бандеровцы использовали ее в качестве мишени, тренируясь в стрельбе из пистолета. Судя по щербинам на ее красивом античном лице, можно было сделать вывод, что в стрельбе они преуспели. Сквозь заросли ажурной аркой с ангелочками в венце проглядывала беседка. Издали смотрелась весьма дивно. Только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что это всего-то величавые осколки пышного барокко. Но скамейки остались. И на них можно спокойно и вдумчиво написать отчет.
Устроившись на прохладе гранита, Тимофей аккуратно вывел первое слово «
«
Стараясь не сбить пришедший настрой, он подробно пересказал показания вражеского агента. Информация была серьезная, Федоров рассказал о разведшколе, в которой проходил обучение, о курсантах, с которыми был хорошо знаком. Назвал их имена, псевдонимы. Каждому дал психологическую характеристику, указал на слабые места, особо выделил сильные черты характера.
Неожиданно за спиной Тимофей услышал виноватый голос: