Резидент

— А в позапрошлый раз?

— В позапрошлый раз, — призадумался на секунду Тимофей, — на лицо-то помню, а как он назвался, позабыл. Но здоровущий такой диверсант был. Мордастый!

— Все так. А вот я и звание помню, и как зовут. Повалием себя назвал! Эсэсовец он был. Шарфюрер. По-нашему это будет младший сержант.

— Ну, и память у тебя, Щербак! Тебе бы в офицерах ходить. А то и в старших! А ты у нас все старшина. Непорядок! Учиться тебе надо!

— Учиться надо бы, конечно, да времени нет. Война! Вот после войны…

— И на кого бы ты хотел выучиться?

— Геологию хотел бы изучать. Я даже книжки по геологии собираю…

— Ты меня удивляешь, никогда не подозревал у тебя такую тягу к естественным наукам. Этот Повалий тоже был такой же неразговорчивый?

— Такой же, — кивнул старшина.

— В этот раз веревку забирать не нужно. Другую найдем! Пусть висит, пока его тут воронье до самых костей не обглодает!

Сделав петлю, Щербак перекинул веревку через толстый иссохший сук, проверил его на прочность.

— Сгодится! — хмыкнул довольно и крепко затянул узел.

Диверсант безучастно наблюдал за этими приготовлениями.

— Поднимай его — и в петлю! — распорядился Романцев, отступив немного в сторонку. Отметил, что в глазах диверсанта плеснуло нечто похожее на страх, тот прекрасно осознавал, что все складывается по-серьезному. Обратного пути может не быть. — А ты что думал? Тебя тут уговаривать никто не будет! Колхоз — дело добровольное! С врагами у нас разговор короткий. Если бы ты заговорил, тогда у тебя еще оставался бы мизерный шанс выжить. Ты свою судьбу выбрал, когда немцам стал служить.

Смершевцы действовали слаженно, привычно. Было понятно, что вешать предателей для них привычное ремесло. Сколько таких иуд по всей Украине болтается… И не сосчитаешь! Веревка каждого отыщет!

Боец Миронов приподнял диверсанта, сержант Сорочан набросил ему петлю на шею.

— Не развяжется? — по-хозяйски поинтересовался Щербак, наблюдая за приготовлениями немного поодаль. — Помнишь, когда обершарфюрера вешали, чернявый такой фриц был, с крупным носом.

— Ну? — переспросил сержант Сорочан.

— Чего ну-то? Развязался узел!

— Так не страшно, все равно повесили ведь, — хмыкнул сержант.

— Повесили, — согласился старшина. — А только как-то хлопотно получилось. Он ведь тогда обгадился со страха, от него дерьмом разило! Дополнительные хлопоты вышли.

— Ну, этот, кажись, покрепче будет. Авось не обгадится!

— Может, надо было дать ему возможность облегчиться?

— Послушай, с каких это пор ты стал таким сердобольным? Может, ты ему еще и спиртику напоследок предложишь? Пусть предатели в собственном дерьме помирают! Отпускай его!

Боец разжал объятия: толстый гибкий сук слегка прогнулся под неожиданной тяжестью, веревка натянулась, и тело диверсанта, повиснув в воздухе, стало извиваться. Его лицо налилось кровью, открыв рот, он пытался что-то сказать.

— Никак все-таки исповедаться хочет? — предположил Тимофей.

— Товарищ капитан, а может, он хочет, чтобы мы его последнюю волю исполнили?

Диверсант продолжал хрипеть.

— Поднимите его!

Миронов приподнял диверсанта. Сорочан умело ослабил веревку, давая ему возможность отдышаться.

— Исповедоваться будешь или опять в петлю полезешь? Мне ведь все едино, меня за твою смерть наказывать не станут. Зато земля наша на одну гадину чище станет. Выбирай! — стиснув челюсти, злобно произнес Романцев.

— Хорошо, капитан, все расскажу. Твоя взяла! — выдохнул диверсант.

— Поставьте его.

С шеи диверсанта сняли веревку. Поставили на землю.

— Может, закурить дадите? — попросил он. — А то меня трясет всего. Знаешь, и под пулями приходилось лежать, и смерти не однажды в глаза смотрел, но никогда прежде такого страха не испытывал. Пули-то не видно, только свистнет где-то рядышком и в поле ушла. Если попадет, так даже не поймешь, что убит! А тут эта веревка, как врезалась в горло, как стала давить, как начала душу выжимать… — Сорочан свернул самокрутку, раскурил ее и сунул в рот диверсанту. Тот благодарно кивнул. — Ох, сладенькая!

— Развяжите ему руки, — приказал Романцев, — пусть покурит по-человечески.

Сержант развязал диверсанту руки, отступил назад, продолжая держать его на прицеле. Мало ли какой фортель надумает выкинуть! Тимофею приходилось видеть людей, истосковавшихся по табаку. Но ни один из них не курил столь жадно, как пойманный диверсант. Видно, так перед смертью приговоренные утоляют свое последнее желание. Накуриться до одури, а там и в петлю можно!

Его никто не торопил, проявляли понимание, а когда окурок уже стал обжигать пальцы, Тимофей спросил:

— Твоя фамилия, имя, воинское звание?

— Меня зовут Седых Георгий Васильевич, воинское звание — старший лейтенант. Родом я из-под Витебска.

— Когда попал в плен?

— Два год назад. Сначала держали в военном лагере под Минском, потом перевели в лагерь под Одессу. Там был завербован пропагандистами абверкоманды-106. Проходил предварительную проверку в особом лагере, а уже оттуда был направлен в разведшколу при самой команде…

— Где была организована эта школа?

— В деревне Парканы Тираспольского района.

— На кого тебя обучали?