Резидент

— Просто помогаю — это все, что вам следует знать, — и тут же заметила, — после рассвета я дам вам пару часов, после чего обнаружу побег.

Это было в высшей степени с ее стороны благородно. Мы попрощались с девушкой — такой отважной и в то же время прекрасной. Я поддерживал командира под руку, и мы медленно шли, ориентируясь на указанную спасительницей остроконечную гору. Когда рассвело, мы миновали уже достаточно приличное расстояние, хоть среди нас один был хромой. Он ловко прыгал одной ногой, но чувствовалось, что силы постепенно покидают его.

К полудню сзади стали слышны звуки погони. Это отчетливо можно было понять по раздававшемуся у нас за спиной собачьему лаю. От этих звуков в моей груди — и груди Ворошилова, бешено заколотились сердца. Преследователи постепенно приближались, стали уже слышны грубые мужские голоса, зычно кричащие и не предвещающие нам ничего доброго.

Внезапно — на счастье — перед нами, словно из-под земли, возникла быстрая горная речка. Свои воды она несла, как раз в ту сторону, что было нужно. Отправься по ней, скажем на деревянном плоту, мы бы быстро достигли подножья необходимой горы. Однако, я понимал, что также поступят и наши преследователи. Пойдут вниз по течению, а учитывая тот факт, что плота у нас не было, то они нас очень быстро нагонят. И вот тут меня осенила блестящая мысль. Мы поднимемся вверх по реке, следуя по воде, запутывая таким образом наши следы. Я понимал, что при этом значительно увеличивается расстояние нашей дороги, но этого требовали сложившиеся не в нашу пользу печальные обстоятельства.

Так мы и сделали. Пройдя два километра по воде, мы вышли на противоположный берег, значительно удалившись от нужного нам маршрута. Однако, это было ловким тактическим ходом, сбившим с нашего следа преследователей. Что у них там произошло, и как они восприняли наше такое внезапное исчезновение, мы так никогда после и не узнали. Так же для нас осталась не ясной судьба той храброй кавказской девушки, но я думаю, что в жизни ее сложилось все хорошо.

К вечеру первого дня Александр совсем обессилил и дальше идти самостоятельно уже бы не смог. Я смастерил из деревянных кольев и лапника небольшие носилки и, взвалив на них командира, потащил его дальше. Так мы и продвигались, где на носилках, где Ворошилов пробовал идти, поддерживаемый мною и прыгая одной здоровой ногой. В пути ели сырую живность, которую получалось поймать руками, но случалось это крайне редко. Один раз повезло поймать кролика, да пару каких-то гнездующихся на земле пернатых обитателей местной фауны. К концу третьего дня, мы, наконец, подобрались к горе, за которой нас ожидала свобода.

Силы к этому времени у нас были уже на исходе, но требовалось еще подняться на вершину и далее спуститься вниз. Ворошилов уже слабо понимал, что происходит, по моему, у него началась лихорадка. Последний день он уже совсем не шел, и мне приходилось только тащить его. Учитывая наше истощенное состояние, за день мы преодолевали незначительное расстояние. Командир, понимая, что является серьезной обузой, сказал:

— Оставь меня здесь, а сам уходи. Дойдешь к нашим, скажешь, где меня надо искать. Вдвоем мы не выберемся.

— Да, конечно, знать бы еще, где мы находимся? В общем, Саш, давай так: сколько сможем пройдем, а там — как Бог даст.

Ночью мне удалось поймать змею. Ворошилов есть ее отказался. Я же, через огромное не могу, все-таки подкрепил свои силы. Утром лишь только забрезжил рассвет, я подхватил носилки и начал свой самый тяжелый подъем в совей жизни. Чем ближе была вершина, тем труднее становилось идти. Обессиливая, я несколько раз падал. Тяжело дыша, набирался сил, стиснув зубы, поднимался и шел дальше. Когда стемнело до вершины оставалось не больше какого-то километра. Я понял, что если сейчас не дойду до нее, то с утра у меня уже вряд ли получится. Командир, не понимая происходящее, «метался» в бреду. Изнемогая от усталости, я все-таки смог добраться до цели и дотащил до нее носилки с раненым старшим товарищем. Там вконец потеряв силы, я упал без сознания.

К утру я пришел в себя. Чувствовал себя я ужасно. Глаза застилала туманная пелена, губы потрескались и кровоточили, встать на ноги сил уже не было. Глянув за перевал, я обнаружил, что внизу — на расстоянии примерно полтора километра — проходит горная асфальтированная дорога. По ней, как раз, продвигалась военизированная колонна. Не в силах кричать, я решил привлечь к себе внимание одним единственным возможным тогда способом. Подняв с земли камень, чуть придав ему направление, я пустил его лететь вниз — практически свободным падением.

Мне повезло. Брошенное мною орудие, попало в кабину одного из грузовиков. Колонна остановилась. Из транспорта стали выпрыгивать люди, занимая оборонительные позиции. У меня хватило сил лишь на то, чтобы помахать снятым с тела белым нательным бельем, после чего я потерял сознание.