Резидент

Почему-то в этот день все решили перед мной исповедаться, как ранее Туркаев, которому я пообещал, что он вряд ли доживет до следующего рассвета, что с ним незамедлительно приключилось. Мне самому было жутко от своего пророчества. Ветрова же, затянувшись очередной закуренной сигаретой, внимательно оглядела меня, очевидно оценивая, достоин ли я узнать ее историю. Потом все-таки, наверное, решив, что я смогу быть благодарным слушателем начала:

— Могу и рассказать, все равно ты последний, кто узнает моё прошлое. Ведь тебя скоро убьют.

В этом я нисколько не сомневался. Я только никак не мог понять: «почему этого не случилось раньше»? И крайне удивлялся: «почему я до сих пор живой»? Очевидно, действительно Судьба берегла меня, и зачем-то я был ей еще нужен.

— Родилась я, — продолжала, меж тем, Екатерина, — в маленьком провинциальном городке центральной России в неблагополучной семье. Моя мать до моего появления на свет отсидев, по молодости, в местах лишений свободы, вышла в один прекрасный момент на свободу. Очень быстро она присмотрела моего отца — довольно перспективного инженера и, легко «закадрив» его, увела из первой семьи.

— Не хорошо поступила твоя мама, — не удержался я от невольного замечания.

— Не тебе ее осуждать. Так вот: выйдя замуж за папу, она сразу же решила его к себе «привязать», родив ему ребенка. Как и полагается в таких случаях ровно через девять месяцев появилась на свет я. Мама очень любила пить водку и довольно быстро пристрастила к этой привычке и своего нелюбимого мужа. Постепенно они спивались, и, в конечном итоге, отца «попросили» с работы.

Кроме своего пристрастия к выпивке моя родительница, ко всему тому же, была еще и женщиной довольно легкого поведения. С трех лет я насмотрелась на то, как она за рюмку водки позволяет делать с собой все, что только угодно. Супруг же ее в это время спокойно посиживал возле дома на лавке с ожидающими своей очереди любителями женского тела.

По отношению ко мне мать была жестокой и била меня постоянно. Повод для этого находился всегда, а если и не было ничего подходящего, за что можно было бы отлупить, то она придумывала это сама. Так я и жила, постоянно терпя побои и унижения, пока мне не исполнилось ровно семь лет. Далее властям надоело любоваться на творившийся в моей семье «беспредел», и родителей быстренько лишили права воспитывать своего ребенка, отправив меня на государственное попечение в детский дом.

— Тяжелая история, — искренне заметил я.

— Да, но если ты думаешь, что попав в ДД я стала жить лучше, то ты серьезно заблуждаешься. Там началась настоящая борьба за выживание. Приходилось становиться безжалостной, жестокой и беспощадной, чтобы отстоять свое место под солнцем. Педагоги и воспитатели там унижали ничуть не меньше, единственное, били гораздо реже. Воспитанники — те, что постарше — бессовестно пользуясь своей силой, отбирали все более или менее ценное. Со сверстниками периодически происходили конфликты, заканчивающиеся, как правило, драками.

Развивалась я быстрее остальных, и уже к одиннадцати годам у меня стали появляться довольно «аппетитные» формы. В этом возрасте меня первый раз изнасиловал наш истопник — отвратительного вида «урод», явно обделенный в эротической жизни. Далее, с периодичностью, он продолжал свои истязания. Директриса, зная про все это, закрывала глаза, не желая привлекать к нашему заведению лишнего внимания.

Глава XXX Окончание рассказа Ветровой

Все это я терпела до пятнадцати лет. За это время окрепнув и закалившись в детдомовской жизни, внутри себя я накопила достаточно злости и жестокой уверенности, чтобы в одно прекрасное утро под благовидным предлогом завести директрису к нам в туалет. Там, смачно съездив ей по отвратительной роже заранее приготовленной железной палкой, я позволила ей напиться в унитазе воды, изрядно потыкав в него головой. Утолив жажду мести, я отобрала у нее ключи от входных дверей и ворот, забрала свои документы и выбежала на улицу.

С тех пор я стала жить свободной жизнью. Сначала я скиталась по городам, боясь, что меня будут искать. Очень быстро я поняла, что имея такие прекрасные внешние данные, можно неплохо зарабатывать своим телом. Когда все успокоилось, и про меня забыли, я вернулась домой. Мать моя к тому времени, спившись, уже умерла. Отец продолжал пить «горькую», как он говорил, тоскуя по ней. Мне же было совершеннейшим образом очевидно, что папа настолько привык к водке, что отказаться от этого удовольствия уже больше не сможет.

Я стала активно ему помогать разгонять его грусть и тоже принялась «закладывать за воротник». Папа не работал, приходилось зарабатывать мне, пристрастившись к древнейшей в мире профессии. Чуть только мне исполнилось шестнадцать лет, я забеременела. В семнадцать лет я родила, а к восемнадцати годам уже успела лишиться родительских прав, и моего ребенка передали на содержание в дом малютки. По всему было видно, что мне уготовано Судьбой, пройти жизненный путь моей мамы.