Резидент разведки. Часть 2. Покер с контрразведкой

Эта самая Русская душа для Ричарда и ему подобных является квинтэссенцией философии произведений русских писателей, таких как Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой. В их книгах, не очень-то популярных, мягко говоря, в США и Европе, главенствовало не эстетическое (как в США и Европе), а этическое начало, удовлетворявшее не развлекательные, а нравственные потребности. В мировоззрении Ричарда сложилось классическое для этих широт мнение, где «духовность» таких произведений перешла в «душевность» и привела к появлению понятия «Загадочная русская душа».

Немного поясню для понимания.

В основе лежало то, что у рациональных протестантов русская литература вызывает удивление, основанное на очевидном для них противоречии между сверхдержавностью государства и бытовой необустроенностью его граждан. В частности, на Ричарда магически действовала одна из самых знаменитых цитат Фёдора Достоевского: «Самая основная, самая элементарная духовная потребность русского народа есть потребность в страдании, вездесущем и неутолимом, везде и во всём».

Он несколько раз заводил разговор на эту тему и просил меня объяснить. Я не мог и всякий раз говорил, что это просто необъяснимо, что это надо прочувствовать, отмахивался фразой о том, что мне лично это чуждо. Мне всегда не хватало гуманитарных знаний.

Даже по прошествии времени я не могу ничего объяснить по этой теме, потому что это надо чувствовать и видеть.

Ещё Ричард никак не мог врубиться в слова Ивана Тургенева о том, что у настоящего русского сердце от ребенка.

Прагматичный и практичный мозг не в состоянии воспринимать такие смыслы. Хотя есть среди этих людей и другие — как исключение из общего правила.

Попробуйте объяснить это всё настоящему WASP или даже протестанту, например, южнокорейскому (кстати, там протестантизм дал очень глубокие корни в последние десятилетия). Я не смог объяснить. Но…

Ричард всё меньше и реже просил меня объяснить какие-то мои собственные поступки из жизни и быта, очевидно, списывая всё на мою всё ещё отчасти «загадочную русскую душу». Однако всё это не касалось дел, бизнеса.

В общем, я добился своей изначальной цели и смог втолковать Ричарду, что иной раз не стоит меня спрашивать о мотивах тех или иных поступков. То есть, начиная с ним «культурно-воспитательную работу», сам действовал как самый настоящий протестант, так как преследовал очень прагматичные, циничные и реальные цели.

Кстати. Тогда, когда я заинтересовывал Ричарда русской литературой, у меня была идея вплести туда и кого-то из литовских, в крайнем случае латышских или эстонских писателей. Тогда мне ещё хотелось подчеркнуть своё земское литовское происхождение и менталитет, тем самым немного расширить себе поле для манёвра и заложить возможность при необходимости свободно дистанцироваться от своей русскости и мировоззрения православного христианина.

Ничего не получилось. Не смог заинтересовать, хотя знал некоторых литовских писателей, так как в моей литовской русской средней школе советского периода мы изучали их творчество.

Некоторые скажут: как же так? А как же «Долгая дорога в дюнах»? По этой книге даже снят отличный киносериал на рижской киностудии где-то на закате советской власти.

Самое лучшее (на мой взгляд) художественное произведение литовской литературы «Долгая дорога в дюнах» написал русский писатель советского периода Руднев Олег Александрович.

Но русскую литературу Ричард всё-таки уже немного знал, однако она если хоть как-то и повлияла на его мировоззрение, то очень незначительно, незаметно. Вместе с тем он запросто мог найти объяснение моей иррациональности, был мною обучен и воспитан. Поэтому я практически был уверен в том, что моё обращение к нему отведёт от меня любые подозрения, и это абсолютный тупик даже для самых подозрительных и бдительных.

А если всё-таки захочет помочь и у него что-то получится?

Это, разумеется, очень нежелательный сценарий. Кто его знает, куда могут привести эти его усилия. Но всё-таки вряд ли он будет что-то делать. Риск невелик.

А если и решит что-то сделать, то точно не будет обращаться к руководству полиции или ФБР. Максимум, что он может сделать, — это проконсультироваться с руководителем какого-нибудь детективного агентства. Но там всё за деньги, и немалые. Свои ресурсы он понапрасну палить не станет. Вполне возможно, что просто тем самым он обозначит свой интерес, и если те каким-то образом, случайно или попутно, что-то узнают, то сообщат Ричарду.

В этом случае Ричард и нам что-то сообщит, про детали будет многозначительно молчать, врать не станет, но даст возможность, чтобы о нём могли подумать хорошо, с благодарностью.

В принципе, по такому очень сильному вопросу Кэти сама может обратиться с просьбой к Ричарду. Но делать этого она не будет. Я знаю почему. Все её движения в этом направление нацелены только на создание видимости заинтересованности и неравнодушия. Имитация.

Печально, но такова циничная правда жизни.

Всё нормально вроде бы. Надо успокоиться. Осмотреться. Привести голову в порядок.

Очередная жертва никогда не прекращающейся войны разведок — Глен.