Резидент разведки. Часть 3. Под чужим флагом

Привычка не разуваться дома выработалась не в силу национальной принадлежности, а отчасти из-за климата. Во многих американских штатах он сильно отличается. Живя в условиях тёплой бесснежной зимы и сухого лета, люди не переобуваются, приходя домой. Это, как правило, касается жителей южных штатов. Но в северных штатах ситуация отличается.

Не только русским привычка не снимать уличную обувь кажется не совсем гигиеничной, и многие другие так и не смогли привыкнуть к тому, что американцы могут уютно расположиться на диване, поджав ноги в уличных ботинках (или и вовсе положив их на стол), а уж пройти в них же по светлому ковру…

Я изначально имел цель полностью ассимилироваться в США, поэтому впитывал всё, как губка, и следовал всему этому неукоснительно. Но…

В нашем с Вильте доме мы в уличной обуви не ходили и именно так воспитывали детей, объясняя это требованиями гигиены.

Мы с Вильте нашли компромисс в этом вопросе. Когда ходили к кому-то в гости, то брали с собой сменную обувь, которая всегда лежала в багажниках наших машин. Для Вильте в этом решении был двойной смысл, ведь ей всегда хотелось выглядеть красивой, и поэтому она с удовольствием меняла уличные кроссовки на туфли.

Но если человек, выросший в России или в европейских губерниях бывшего СССР, приходил в гости к такому же и не снимал уличную обувь, это сигнализировало о пренебрежении к своему же ментальному прошлому, его полному отрицанию, возможно, даже говорило о враждебности к своей бывшей стране. Что само по себе мне говорило о многом, а именно:

Я таких людей не уважал.

Я к таким людям относился как к склонным ко всем разновидностям предательства.

У таких людей нет внутреннего стержня, и он уже у них не появится.

Таких людей можно запросто вербовать и перевербовывать бесконечное количество раз.

Отдельно можно отметить, что при переезде в другую страну вовсе не обязательно отрицать своё прошлое или становиться его врагом.

Что скажете?

Вот такая связь между обувью и практикой работы во внешней разведке. Наверное, сейчас смог бы стать отличником в каком-нибудь советском университете марксизма-ленинизма, потому что в настоящее время с лёгкостью смог бы связать токарный станок с творчеством Эльдара Рязанова, например.

Я ждал Ирину и надел домашние туфли, специально завёл себе такие, очень лёгкие и мягкие.

В случае с Ириной это самый примитивный и по ходу движения проверочный ход.

Тем временем вспомнил кое-что от замечательных женщин-преподавателей в Подмосковье.

Красные туфли ассоциируются со страстью, уверенностью и силой — качествами, которые могут заставить любого почувствовать себя более сильным и авантюрным. Это цвет энергии, напора, страсти. Те, кто его выбирает, — люди активные. Они стремятся быть в гуще события, для них важен успех. Туфли красного цвета, кроме очевидного сексуального подтекста, будут говорить о том, что у женщины есть энергия и она готова к новым результатам, они раскрывают внутреннюю энергию.

Вильте владела всеми этими технологиями очень виртуозно.

Ирина принесла с собой туфли на смену, причём на вид совсем новые, синего цвета, не красного.

Зачёт.

Синий цвет её шпилек означал, что она сконцентрирована на проблеме, нацелена на получение результата. Вместе с тем это сигнал о её спокойствии и умиротворённости. Более того, это сигнал о развитой интуиции, о дисциплинированности и целеустремлённости.

Провёл в столовую. На столе у меня оливки, немного сыра и небольшой набор миниатюрных пирожных ручной работы (hand-made) из превосходной семейной кондитерской с заоблачными ценами. Я отлично знал, что Ирина прекрасно знает цены в этой кондитерской, она сама неоднократно восхищалась в разговорах с Нино её ассортиментом, вслух мечтала, что в будущем хотела бы позволять себе изредка покупать что-то вкусненькое в ней. Эти пирожные на моём столе не случайность, так как скудность закусок могла сигнализировать о жадности хозяина. Эти пирожные на столе демонстрировали мою щедрость, но вместе с тем и нежелание заниматься приготовлением пищи. Именно так, по моему замыслу, она должна прочитать убранство моего стола.

— Ирина, что ты будешь пить?

— Воду или чай, если он есть у тебя.

— Не пойдёт. Разговор у нас с тобой сегодня будет доверительный, я один выпивать не буду.

— А ты что будешь?

— Я буду вино.

— Какое?

— Красное сухое, калифорнийское.

— Тогда я тоже его буду.

— С алкоголем решили. Теперь нужно решить вопрос с закуской. Холодильник в твоём распоряжении.

— В принципе, я сыта.

Из разговоров Ирины с Нино я узнал, что она иногда любит готовить, но только изредка. Более того, ненавидит готовить еду системно, изо дня в день. Сейчас я уловил, что Ирина не хочет что-то приготовить лишь потому, что хочет добиться в отношениях со мной равноправия. Мне же важно было вынудить её приступить к обязанностям поварихи, чтобы она мне что-то приготовила, чтобы на время убрать иллюзию возможного равноправия между нами.

— А я голоден. Кроме того, люблю есть или в полном одиночестве, или когда все едят. То же самое касается и алкоголя.