По правде говоря, я не ожидал такого высказывания собеседника. Фактически он отругал и нас и финнов. Ответил, что не могу согласиться с некоторыми его утверждениями, в частности, о причинах войны, и готов возразить, но, к сожалению, сделать это здесь, на приеме, трудно. Если он не возражает, то мы могли бы встретиться где-нибудь в городе за чашкой кофе. Подумав, Монах согласился и предложил поспорить в одном из скромных ресторанов Хельсинки, где нам никто не помешает.
Готовясь к встрече, я собрал некоторые сведения о нем, но они не позволили составить полного представления.
В описываемый период он считался видным политиком и общественным деятелем. В его речах не отмечалось антисоветских заявлений. В узком кругу единомышленников он высказывал недовольство политикой Рюти, Рангеля, Таннера, Маннергейма.[9]
, но открытых выступлений и заявлений по этому поводу не делал.Там же на приеме я не приминул поговорить с финном, названным мною потом псевдонимом Моисей, одиноко стоявшим у окна и погруженным в свои думы. Подойдя к нему, поздравил с окончанием войны и заключением договора о мире. В ответ он также поздравил меня и стал говорить о больших жертвах, разрушениях и тяжелой нужде.
— Мы не хотели войны, — ответил я.
Моя реплика осталась без ответа, видимо, он в чем-то не был согласен с этим тезисом.
В дальнейшей беседе Моисей был корректен и доброжелателен, что позволило мне предложить ему встречу. Подумав немного, он согласился, но, как мне показалось, без энтузиазма.
В последующие дни после приема разведчики начали планомерную работу с финнами, представляющими оперативный интерес. Свою первую встречу я провел с Ахти, с которым в недавнем прошлом познакомился при весьма благоприятных для меня обстоятельствах.
Мой интерес к этому человеку появился из-за того, что, говоря мне о своей аполитичности, он между тем показал, что лучше разбирается в политической ситуации в стране, чем многие нынешние политики. Ахти, как я убедился, свой анализ общественного и социального развития страны строил на научной основе.
Когда встретились, я начал свою беседу с краткого обзора всех этапов переговоров Советского Союза о переносе границы на Карельском перешейке, эту тему я коротко затрагивал и на первой встрече с ним.
Собеседник сосредоточенно слушал меня. Когда я закончил, Ахти продолжал молча сидеть. Это меня начало смущать. Однако, внимательно вглядываясь в лицо Ахти, я интуитивно почувствовал, что можно продолжать изложение советской точки зрения на причины, вызвавшие войну между нашими странами.
— Хочу заметить, — сказал я далее, — что на протяжении всех переговоров финская сторона не внесла ни одного предложения, которое показало бы стремление разрешить возникший конфликт мирным путем. Как мне стало известно, у советской стороны возникло тогда сильное подозрение, что Финляндия не могла так бездумно вести переговоры, не заручившись поддержкой некоторых европейских стран в случае военного конфликта с Советским Союзом. Верны ли наши предположения? — спросил я его.
И Ахти заговорил. Он сказал, что «зимняя война» явилась результатом длительной антирусской, а затем и антисоветской деятельности реакционных сил страны.
— Определенным силам удалось вызвать у финского народа недоверие и неприязнь к Советскому Союзу, что и позволило им втянуть в войну с вами народ без риска внутренних социальных конфликтов. Думаю также, что и ваши руководители поторопились с войной.
— По моим наблюдениям, — сказал я, — в Финляндии имеются значительные силы, которые хотели продолжать войну и противодействовать подписанию мира. День подписания его был объявлен национальным трауром. Почти все газеты и журналы страны продолжают клевету на Советский Союз и требуют бойкота выполнения статей соглашения. Этому хором вторит пресса Франции, Англии, Швеции. Наверное, мир между нашими странами костью застрял в их глотках. Очевидно, эти страны хотели бы продолжить войну до последнего финского солдата.
На этот раз он быстро среагировал на мое заявление:
— Я не принадлежу к тем, кто проводил и проводит перманентную борьбу против Советского Союза. Народ еще не разобрался в причинах возникновения этой войны, надеюсь, это скоро произойдет.
На этом мы закончили беседу.
Высказывания Ахти о «зимней войне», ее итогах и перспективах послевоенных отношений вселяли надежду на развитие отношений с ним до доверительных. Невольно возник вопрос, почему он так прямо и откровенно говорил со мной? Что это? Поживем — увидим.