Резидент свидетельствует

В начале июня 1944 года (за три месяца до капитуляции Финляндии) Гитлер направил Маннергейму письмо, в котором требовал не допускать мирных переговоров Финляндии с Советским Союзом и вступить в военный союз с Германией, сделав публичное заявление, в котором она, Финляндия, обяжется сражаться вместе с Германией до конца. Не заключать мира и даже не зондировать его возможностей без консультации с Германией, то есть без ее разрешения. Вслед за письмом Гитлера в Хельсинки прибыл Риббентроп с требованием, чтобы Финляндия незамедлительно вступила в военный союз с Германией, и он, Риббентроп, будет оставаться в Хельсинки, пока она не выполнит это требование Гитлера. Когда попытка Маннергейма и Рюти провести желательный Гитлеру ответ через парламент не удалась, Рюти был вынужден лично подписать ответное письмо Гитлеру о согласии Финляндии сражаться вместе с Германией до конца.

После того, как Маннергейм 4 августа стал президентом, он всю силу своих способностей направляет на срыв суда над главными виновниками войны, делая это с сознанием, что этим самым он выгораживает от суда и себя.

— Пока маршал Маннергейм будет оставаться президентом, демократизировать Финляндию и сделать ее дружественной к Советскому Союзу будет затруднительно. Пора показать народу его тесную связь с Гитлером и потребовать ухода его в отставку с поста президента. В этой связи желательно, чтобы Жданов в неофициальной встрече с Паасикиви убедил последнего в необходимости ухода Маннергейма в отставку в интересах дружбы и мира, — сказал Моисей.

Информация и предложение Моисея оказались важными, и я решил доложить Жданову. Принял он меня сразу, выпроводив из кабинета какого-то генерала. Заказывая чай, он заметил, что от моих докладов у него пересыхает в горле.

Положенную перед ним запись беседы он стал внимательно читать, подчеркивая некоторые абзацы. Окончив чтение, задумался, кивком головы пригласил к чаю и спросил:

— Каково ваше мнение по предложению источника в отношении Маннергейма?

— При сложившейся ситуации можно было бы спросить Паасикиви, как он расценивает вариант ухода Маннергейма в отставку с поста президента, скажем, по болезни или по старости. Ведь ему уже 79-й год и народ его президентом не избирал, а сделал это прошлый парламент военного времени. При таком подходе представителю СКК не пришлось бы вмешиваться в вопрос об отставке президента.

Все мною сказанное Жданов внимательно выслушал и еще раз прочитал мою запись беседы с Моисеем, подошел к телефону ВЧ и попросил московскую телефонистку соединить со Сталиным. Такого оборота дел я не ожидал и конечно взволновался — что скажет Сталин. Через минуту Жданову сообщили, что Сталину можно позвонить через полчаса. Отойдя от телефонного аппарата, Жданов стал прохаживаться по комнате. Считая свою миссию законченной, я поднялся с кресла и сделал два шага к выходу, но он остановил меня, сказав:

— Вы можете понадобиться при моем разговоре, останьтесь и коротко изложите вашу прошлую информацию.

Я захватил с собой записку тезисного изложения информации, полученной за последнее время, и положил ему на стол два листа машинописного текста. Жданов тут же начал внимательно читать, отмечая карандашом целые предложения.

Ровно через полчаса его соединили со Сталиным. Свой доклад он начал с изложения внутриполитической обстановки в Финляндии, а затем перешел к тому, что в настоящее время в парламенте готовится закон о суде над главными виновниками войны, вокруг которого как в парламенте, так и в стране разрастается борьба между демократами и реакционными силами — кого судить, кто судьи и на какие сроки осуждать.

Сталин прервал его и, видимо, спросил, что делает правительство в этом направлении.

— Оно испытывает сильное противодействие этому со стороны врагов Советского Союза, — сказал Жданов и далее стал излагать предложения в отношении отставки президента Маннергейма.

Когда Жданов выговорился и замолк, Сталин тоже молчал. Я подумал даже, что прервалась связь, но вскоре от Сталина последовал примерно следующий вопрос: «Подошло ли время к отставке Маннергейма?»

Жданов:

— Еще рановато, пусть Маннергейм сначала осудит своих соучастников, а потом легче будет решать этот вопрос. Во время суда Маннергейм неизбежно будет неоднократно упоминаться как повинный в преступных приказах по армии и за сговор с немцами о вступлении Финляндии в войну на стороне фашистской Германии. Тогда народ Финляндии примет отставку Маннергейма с облегчением.

Сталин сказал (в последующем пересказе Жданова мне):

— Пусть Паасикиви сам решает об отставке Маннергейма, без нашего вмешательства.

Жданов:

— В беседе с Паасикиви мы не будем требовать отставки Маннергейма. Мы только поинтересуемся, как он лично относится к нему, также спросим, каково отношение к нему народа.

Сталин:

— А если Маннергейм после беседы с Паасикиви возьмет да и подаст в отставку, есть у вас предложение о кандидатуре в президенты?

Жданов вслух повторил:

— Кандидатуру в президенты? — и бросил на меня вопросительный взгляд. Я тихим голосом подсказал:

— Паасикиви.