Резидент

Ольги не было дома, но ее каморка в длинном и низком бараке оказалась открытой, и они вошли туда. Там стояли две узкие кровати, застланные серыми солдатскими одеялами, столик, покрытый газетой. Над столиком, рядом с зеркальцем, висели две фотографии. На одной Мария, на другой Степан под руку с невысокой, крепкого сложения и красивой женщиной в солдатской гимнастерке и стриженой. Ниже был наклеен плакат с постановлением Второго Кубанского съезда Советов от 14 апреля 1918 года. Марии бросились в глаза слова, обведенные красным карандашом: «Женщины-труженицы, мы восторгаемся вашей доблестью. Вы доказали перед всем миром, что вы, неприлично одетые и плохо воспитанные, выше умом и сердцем против одетых в шелка и бархат и получивших высшее светское образование. Слава вам, слава павшим! Живые, к новым битвам и победам… Да здравствует Красная социалистическая армия! Да здравствует социализм!»

Мария прочитала эти слова, и, когда потом снова взглянула на фотографию Степана с женой, ей показалось, что Ольга говорит всей своей позой и выражением лица: «А вот я такая и есть — неприлично одетая и не получившая высшего светского образования».

Дорожников тоже почитал постановление, посмотрел на фотографии, потом на Марию, сказал:

— На улице она. Такая разве дома усидит? Мы ж годовщину Октября празднуем. Назло всем врагам. Пошли и мы, что ли? Или устала? Еще бы! Ты ж всю ночь ехала, потом шла… Ложись лучше и спи с полным правом!

И как только дверь закрылась за ним, она повалилась на одну из коек.

* * *

Проснулась она, когда уже за окном было темно. Вышла на улицу. На углу светилась какая-то цепочка. Она подошла: разноцветные электрические лампочки горели на улице. На улице! Просто так! Такого она еще не видела.

Потом небо прочертили ракеты. Но что это такое, она уже знала.

Снова промчались наездники в синих блузах.

— Все! — кричали они. — Все на площадь Третьего Интернационала! Туда скрылась гидра контрреволюции! Спешите поймать и сжечь гидру!

Площадь Третьего Интернационала была совсем рядом. Странно, но в этом городе Мария никого не боялась. Ни от кого не сторонилась.

Она вышла на площадь. Грузовые автомобили, украшенные под огромные лодки, стояли здесь. В одной сидел Стенька Разин с товарищами. Это была праздничная лодка. Вокруг нее то и дело раздавалось «ура». В другой — сидели Краснов, Вильгельм, австрийский генерал и буржуй в цилиндре и фраке. Посреди площади на помосте высилась громадная ящерица о трех головах.

— Вот она самая — гидра! Бей ее, братцы! — кричали, сгрудившись возле этого помоста, красноармейцы. — Побьем да домой и поедем!..

Толпой Марию принесло к лодке с Вильгельмом. Он крутил усы.

— Покручивай! — кричали из толпы. — Скоро от тебя останутся рожки и ножки!

Длинный парень в белой рубахе и картузе, взобравшись на борт лодки, кричал почти в самое лицо Вильгельму:

— А где твой трон, гражданин Вильгельм? А? Ну где, гада ползучая?

Вильгельм молчал.

— Не сидеть тебе на нем больше! — торжествовал парень. — Не видеть его! Скоро отправят к Николашке. Небось соскучился?

— Соскучился! — выкрикнул Вильгельм и приложил к глазам платок.

— А ты знаешь, где сейчас Николашка твой? На том свете! И тебя отправим туда, раз соскучился, — не унимался парень, чем-то настолько похожий на Федорку, что Мария вдруг изумленно спросила себя: «Да не он ли это?»

Сегодня все могло быть. Оказался же Дорожников тем самым нищим, которого она встречала в своем родном городе!

Вдруг раздались крики «ура», площадь осветилась: загорелась гидра контрреволюции.

— Братцы, — услышала Мария молодой взволнованный голос. — А воевать-то с кем теперь, коли гидру спалили?.. Ой, да какая ж это чудная жизнь без войны будет!..

К Марии, смотревшей, как полыхает, прорываясь сквозь огромные, словно обручи, ребра гидры, огонь, подошел Дорожников, сказал с улыбкой:

— Здравствуй. Как тебе у нас? Нравится? Очень даже?.. Но чего ж это ты — такая красивая — и вдруг в одиночестве?

«Следил он за мной, что ли, все это время? — подумала Мария. — Но зачем я нужна-то ему?»

И в то же время ей было приятно, что здесь, в этой праздничной толпе, хоть кто-то знает ее, проявляет к ней интерес.

ГЛАВА 19

Поздно вечером 29 октября (11 ноября по новому стилю), Семен Варенцов только прилег на диване за ширмой в своем кабинете, как его снова подняли: из Новочеркасска прибыл курьер, привез пакет из атаманской канцелярии от генерала Родионова.

Растерев щеки руками, чтобы скорее сбросить с себя дремоту, Варенцов принял пакет, отпустил курьера. И долго сидел, перечитывая содержавшиеся в пакете две бумаги. Спать уже не хотелось.