Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Гена понял, что не в силах повернуть голову и хотя бы посмотреть в ту сторону. Он снова был в панике. В шею залепил новый шарик. У Гены задрожали губы.

Дверь класса со скрипом приоткрылась. Все затихли, ожидая, что сейчас войдет учительница. Но в класс неожиданно вошел Корабль. Гена не поверил глазам. Корабль был точь-в-точь таким же, каким Гена видел его на Калифорнии: в черной, заляпанной грязью косухе, в потертых синих джинсах, в дышащих на ладан черных ботинках. Он был заросший и нечесаный, под глазом виднелся небольшой темный фингал, вероятно уже сходящий.

Класс следил за Кораблем молча, единодушно, с интересом. Корабль напряженно выискивал кого-то среди учеников. От него отчетливо несло спиртным. Наткнувшись взглядом на Святую Веру, он в полной тишине произнес:

— Ого, корова!

Класс взорвался от смеха. Гена смеялась тоже. Вера вспыхнула и уткнулась в парту. Корабль заметил Гену, пару секунд смотрел на него в напряженной задумчивости и наконец узнал.

— Здорово, друг! — обрадовался Корабль, нависая над Генкиной партой. — Сом в этом классе учится?

Класс вновь загудел, объяснив для себя Корабля: к Сомову-неформалу пришел друг, тоже неформал.

Корабль нависал над партой и глядя на растерявшегося Гену через мясистую голову Святой Веры, дышал на нее свирепым перегаром.

— Ну да, — наконец ответил Гена, — но его сейчас нет.

— От блядь, а? — Корабль, похоже, всерьез расстроился. — А я ему тексты принес! Ну, знаешь, у них группа с Тарантулом, «Зона ночи» или что-то в этом роде. Тексты соответствующие, слушай, — Корабль напустил на себя пафосу. — «Переверни свой мир! Переверни свой крест! Топи свою мечту! Ее одну — ко дну…» ну и так далее… Не то, чтоб я был сатанист как эти ушлепки, я к религии ровно отношусь, но ты же знаешь Сома и Тарантула, они ничего другого не играют…

Гена закивал, хотя Сома он знал плохо, а Тарантула не знал вообще. Вера молилась.

Большая часть класса наблюдала за Кораблем с любопытством как за экзотическим диким зверем. Он вдруг замолчал и посмотрел поверх Генкиной головы. Гена тоже посмотрел туда. Возле учительского стола стояли Кича, Мамай и Друг. Они напряженно следили за Кораблем — чужой зверь забрел на их территорию. Мамай стоял между ними как князь, скрестив руки, и смотрел на Корабля наиболее недружелюбно.

Корабль поймал их взгляды и почему-то страшно обрадовался, словно встретил родственников.

— Эй, бандюки! — крикнул он им через ряд. — Сома не видали?

— Не видали, — злобно ответил за всех Мамай.

Корабль засмеялся и подмигнул им подбитым глазом.

— Хайль Гитлер! — крикнул он смуглому Мамаю, вскидывая руку в нацистском приветствии. — White Power! Белая раса победит, пацаны!

Тройка у стола молчала. Кто-то в классе хихикнул. Мамай сглотнул. Было видно, что он здорово рассвирепел.

— И давно Сома нету? — спросил Корабль вновь переключившись на Генку.

— Уже дня три нету, — ответил за Гену внезапно появившийся Игорек.

— Хуево. Нигде его нету. А я такие тексты принес… Не спал, писал… — Корабль вдруг обратил внимание на Игорька. — Чувак, сделай что-то со своими очками. Не знаю, сожги, утопи, разбей, потеряй. Не идут.

Он еще раз пристально вгляделся в обеспокоенное лицо Игорька, дружески похлопал по плечу, подышал на него перегаром и печально констатировал:

— Не идут.

Потом он вдруг заинтересовался Святой Верой.

— О, это ж Кэрри! — заорал он на весь класс веселым голосом. — Мне Сом рассказывал! — Корабль наклонился к Вере и распространяя спиртовое облако, заорал ей в ухо специальным «блэкерским» голосом. — Отдайся Сатане, детка!

— Антихрист! — панически визгнула Вера, закрываясь от Корабля булочкой с колбасой.

Корабль заржал дурным пьяным смехом. Это было похоже на какой-то приступ.

Вошла Анастасия Андреевна, учительница истории и тут же остановилась у доски, окатив Корабля брезгливо-удивленным взглядом.

Класс замер. Корабль обернулся.

— О учительница пришла! Понимаю. Я должен прощаться. Дети должны учиться. Сам я школу бросил по ряду причин, но дети, цветы жизни, должны учиться…

— Молодой человек! — произнесла Анастасия Андреевна раздраженно.

— Понимаю, понимаю… — тут же отреагировал Корабль. Он прикрыл рот ладошкой, так чтобы учительница не видела его губ, повернулся к Генке и зашептал так, что слышал весь класс.

— А Джульетту ты не видел?

По классу пошли смешки. Анастасия Андреевна рассвирепела:

— Молодой человек! Урок идет!

— Понимаю, понимаю… Учиться, учиться и еще раз… Святое. Все. Адью.

Шатаясь, он вышел из класса. Дверь со страшным грохотом закрылась.

* * *

— Кровь! Кровь! Кто на кровь — сюда!

Дистрофического и злобного вида женщина в белом халате призывно посмотрела на Гену.

— Я сдал, — пробормотал встревоженный Гена и отступил на два шага.

— А остальные? — спросила медсестра. — Карточки-то лежат. Где Савчук? Где Еремова?

— Савчук нету, — крикнули из толпы стоящей к окулисту.

— Я не буду сдавать, — испуганно отозвалась Святая Вера. — Это большой грех.

Медсестра сделала циничное лицо.

— Слушая, девочка. У меня много работы, так что не морочь мне яйца. Сдавай кровь, вдруг у тебя СПИД.