Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

К четвергу похолодало. По утрам в металлическую сетку школьного забора набивалось все больше желтых листьев, — они трепыхались на ветру, напоминая рыб.

Горик спрыгнул с бетонной ступеньки и направился к дырке в заборе. Две подозрительно обнимающихся девчонки в яркой одежде и крашеных прическах шушукаясь глядели ему вслед.

Уже за территорией школы его неожиданно нагнала та самая неформалка, которой, он нагрубил в столовой. Неформалка была одета как все нормальные люди и это, конечно, удивляло.

Держалась она так, будто они с Гориком дружили еще в яслях.

— Ты Горик! — обрадовалась она. — Горик Хаширян! Из 7-го «Д».

— Ну, — отозвался Горик, не останавливаясь.

Она не отставала.

— Слушай, а ты правда ненормальный? Нам сказали, что ты ненормальный.

— Правда, — признался Горик.

Видимо отчаливать она не собиралась. Горик знал таких девушек, — им все про всех интересно и никакие условности их не смущают.

— Куришь? — она вдруг протянула ему открытую пачку.

Это было неожиданно и в точку. Горик не курил с утра.

— Не фига себе. Мальборо!

— А ты думал.

— Еще одну можно?

— Бери.

Горик спрятал бонусную сигарету за ухом, и они закурили. Он уже не порывался убежать, выжидая что она скажет и надеясь выцыганить еще курева.

— Круто ты с Кузей, — говорила она. — Молодец. Его уже давно пора было на место поставить. Он тебя сильно достал, да?

— Не сильно. Если б сильно я б не промазал.

— Говорят, с тобой этот наш психолог общался…

— Общался.

— И что?

— Ничего.

Она затянулась, внимательно глядя Горику в глаза. А она ничего, думал Горик. Пауза длилась около минуты.

— С тобой удивительно приятно беседовать, — сказала она наконец. — Слова вставить не даешь.

— А что ты хочешь услышать?

— То, что ты хочешь мне сказать.

Горик разозлился.

— А я ничего не хочу тебе сказать. Я даже не знаю, как тебя зовут…

— Юля, — тут же сообщила она.

Разговор начинал раздражать. Горик не любил новых знакомств, ничего хорошего они ему не сулили.

— Слушай, — произнес он вымученно, — чего тебе надо?

Она вроде как обиделась.

— Да ладно, расслабься ты. Какие-то вы все стремные. Поговорить хотела и все. Еще тогда в столовой. Приятно видеть, что кто-то не зассал. Ты думаешь, этот Кузя меня не достал? Ты его на переменах видишь, а я с ним учусь в одном классе. Я раньше юбку короткую носила, так это чмо подкрадывалось и заглядывало мне под юбку, — она затянулась сигаретой и добавила с неожиданной для такой хрупкой девушки жестокостью. — Ему надо яйца отрезать.

Горик вдруг заметил насколько бледное у нее лицо, и понял, что даже немного ее боится. Он поймал себя на том, что смотрит в ее черные глазищи и не может отвести взгляд.

— Просто… — начала она совсем другим, приятным голосом, — я хотела спасибо сказать. За то, что ты сделал. Не побоялся и сделал. Хоть кто-то что-то сделал. Жалко, что ты не хочешь со мной говорить. Но все равно спасибо. Пока.

Она повернулась и медленно пошла по мокрой желтой листве. Горик чувствовал ее запах — то ли духи, то ли шампунь. По затылку потекла струйка пота. По позвоночнику пустили ток. Идиот, неслось в голове, идиот, идиот.

Она шла так, что Горик с трудом сглотнул. Девочку, которая так идет нельзя отпускать, даже если она послана тебе на погибель.

Он догнал ее. Он понял, что его в ней бесит. То, что он никогда с ней не переспит. Никогда не дотронется до ее груди. Никогда не стащит с нее джинсы. Такие, как она любят трахаться, но не с такими как он.

И все равно он догнал ее. Не мог по-другому.

Он вдруг стал слабым и начал давиться словами. Он извинился за свою грубость в столовой, сказал, что вел себя как козел.

Они проговорили еще минут сорок, и позже Горик так и не вспомнил о чем. Он смотрел на нее, нес какую-то чушь и в какой-то момент понял: он сделает все что она сейчас захочет. Захочет — и он отгрызет себе член и принесет его в зубах на четвереньках и положит в грязь у ее кроссовок. Захочет — и он завтра же убьет Кузю. Убьет всех кто не так на нее посмотрит, и убьет себя, если не так на нее посмотрит сам.

Потом, конечно, это пройдет. Но в тот момент он был раб. И ему не хотелось больше свободы — хотелось ласковой улыбки госпожи. Это было сильнее страх, сильнее любви, сильнее желания. Она — бог и все остальные боги — говно. У них нет таких ножек и такой фигурки, они не умеют так ходить. Она — наркотик и для передоза хватит одного прикосновения. Она победила, и он поднял все белые флаги.

Он выпросил номер ее домашнего телефона. Она записала его на листке, вырванном из тетради по биологии. Они разошлись на какой-то незнакомой Горику улице, вероятно недалеко от Юлиного дома.

Когда она уходила, Горик смотрел ей вслед полными щенячьей преданности глазами.

В коридоре было пусто и накурено. Из кухни доносились необычно тихие голоса и звон посуды. В углах пылился, истлевая, разный хлам — из Армении, Грузии, Карабаха.