Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Взбесившийся ливень казался средневековым. Не верилось, что в наше время еще бывают такие ливни. С диким воем пролетела «скорая». Кто-то, видно, умирал.

Пешеходов не было. Магазины вдоль дороги давно позакрывались, но электрические вывески горели и ночью. Гена с Юлей прятались за несколько метров от сердцевины перекрестка, — через одну дорогу был ресторан, возле которого теснились иномарки; через другую — один из давно закрытых магазинов.

Со стороны ресторана доносило пьяные хриплые мужские голоса — они пели какой-то блатняк. С другой стороны, в витрине магазина виднелись стенды и прилавки, облепленные пестрыми упаковками со всякой снедью. Между стендами бродил одинокий охранник в расстегнутой черной спецформе. Гена хорошо рассмотрел его сонное скучающее лицо. Охранник был заключен в магазине как крыса в клетке, и выпустят его, наверно, только утром.

Гена вспомнил, что хотел спросить Юлю об армянчике из седьмого «Д», как раз перед тем как проблевался. Сегодня после третьего урока Гена искал ее в столовой, и нашел, но не одну. Она разговаривала о чем-то с Сиськой так, будто они дружили с пеленок. Гена не слышал о чем они говорили, но Сиська был, пожалуй, даже мрачнее чем обычно. Что общего может быть у Юли с этим уродцем? Гене вдруг показалось, что он вот-вот сообразит что-то, еще чуть-чуть и схватит какую-то важную мысль, но это тут же прошло. Он тупо смотрел на дождь.

— Полезли на крышу, — предложила вдруг Юля.

Гена вздрогнул и внимательно на нее посмотрел.

— На какую крышу?

— Идти, правда, минут сорок.

Генке стало по-настоящему страшно.

— Есть один дом недостроенный, — сказала Юля небрежно. — Девять этажей. Весь город видно. Настоящий кайф. Охуенное чувство когда просто вниз смотришь. Здорово мозги прочищает. Ты никогда о самоубийстве не думал?

Он заглянул ей в лицо. Лицо было абсолютно обычным.

— Ты что сдурела? — взорвался он наконец. — Какие крыши? Зачем? Ты что? Мне уже три часа как дома надо быть. Мне холодно, я весь мокрый, жрать хочу, башка трещит, какая крыша, Юля? Мне и на земле отлично. Ты глянь дождь какой! Ты что?

— Да, — медленно произнесла Юля. Она смотрела в сторону. — На крышу тянет только тех у кого с ней проблемы. Как хочешь. Я не каждому предлагаю.

Генке вдруг подумалось, что Юля предлагала нечто большее, чем поход на крышу, но он этого не уловил. Он совсем растерялся.

— Ты любишь дождь? — спросила Юля.

Гена молчал.

— Я вот очень люблю. Ночью. Как сейчас. Гроза. Тучи. В такую погоду классно смотреть на город с высоты. Горят огни, много огней, хочется в них раствориться. Хочется узнать, что это за огни, что там горит. Конечно, ясно, что это просто свет горит в вонючих квартирах, но вверху об этом как-то не думаешь. Кажется, что это что-то другое… И чем выше ты, тем круче.

Мигнула гроза; где-то близко над головой прогрохотало. Гена хотел одного — чтобы дождь, наконец, притих и он пошел домой. Завтра ведь в школу.

Юля смотрела на магазин, в витрине которого дурел от скуки охранник. Он ходил взад-вперед, осматривал коробки с конфетами, подбрасывал в ладонях пачки чипсов.

— Я люблю высоту, — сказала Юля, обернувшись к Генке. — Ночь люблю. Дождь. А что любишь ты?

Трудно было ответить с ходу.

— Не знаю… Пельмени…

Она рассмеялась. Было неясно пьяна она или уже нет.

— Пельмени я сама люблю. Я не об этом. Что для тебя красота?

— Ну много чего…

— Много чего?

— Не знаю… — растерялся Гена. Ему все больше хотелось уйти.

— Ну что, например? — допытывалась Юля.

— Например, ты… — сказал Гена тихо.

Она снова засмеялась, и он уловил в этом смехе издевку.

— Меня ты просто хочешь трахнуть, — сказала Юля хрипло. — Как все остальные.

— Неправда, — пробормотал Гена, чувствуя, что краснеет.

— Неужели не хочешь? Я обижусь.

Гена решил промолчать.

— Красоту нельзя потрогать, — сказала вдруг Юля серьезно. — Можно только смотреть. Ты этого не поймешь. Ты сам не знаешь, чего хочешь, а если б и знал, то боялся сказать. А если ты не скажешь громко, чего хочешь, то скажут другие и тебе придется делать то, что захотят они. Потому что они сказали, а ты промолчал. Вообще так и происходит. Ты трус, Гена.

— Ты меня совсем не знаешь, — сказал он сквозь зубы.

— А есть что узнавать?

— Знаешь что, Юля. Если ты хочешь меня обидеть, то я лучше пойду домой.

— Подожди. Я не хочу тебя обидеть. Я хочу понять, способен ли ты на красоту поступка.

Гена внимательно всмотрелся в Юлю. Она улыбаясь и прищурившись левым глазом смотрела Генке в подбородок, так компанейски, что казалось вот сейчас подмигнет.

— Юля, — сказал Гена устало. — Ты пьяна. Тебе надо выспаться.

— К чо-о-орту! Если ты прямо здесь и сейчас докажешь, что способен на красоту поступка, я тебе дам.

Гена вытаращил глаза.

— Я с тобой пересплю. Когда захочешь, где захочешь. Хоть сегодня в подъезде. Подумай. Ты еще ни с кем и не целовался, ведь так? И в ближайшие несколько лет тебе вряд ли что-то светит. Это я тебе как девушка говорю. А со мной можешь лишиться девственности уже сегодня.

Он больно прикусил губу. Нужно было что-то сказать, но ничего не лезло в голову.

— Тебе только надо сделать одну вещь.