Читаем Резиновый бэби (сборник) полностью

Женщина отвернулась от него, прижавшись к лицом к затылку впереди стоящей. Мужчина удивился.

– До-мой – го-ворю! Ты че?!

– Вы меня с кем-то путаете! – Женщина дернула плечом, но с места не сдвинулась.

Антонина высунулась из-за прилавка в сторону, посмотрела на алкаша и погрозила ему тугим красным кулаком. Бабы зашептались. Мужик опять сделал шаг к женщине, закачался и схватился за нее, пытаясь не упасть, на что женщина ойкнула и стряхнула с себя его руку:

– Что вы это себе позволяете?

Старуха, стоящая за женщиной в сером пальто, дернула мужика за хлястик – тот вывернулся, широко отмахнулся от старухи и опять уперся в серую спину.

– Па-ай-дем! Ты че-го! Хри-и-истом Бо-о-огом прошу!

– Че прицепились, мужчина! – взмолилась женщина, взглядом обводя очередь – искала поддержку. – Я вас знать не знаю! Напились, ведите себя прилично!

Мужчина упрямо, как бык, закачал низко опущенной головою.

– Па-а-айдем до-о-омой! Че, как чу-жа-а-ая!

– Так я тебе и есть чужая! – Она замахнулась на него сумкой.

– Па-а-айдем, па-а-айдем... – все тише ныл мужик, потом бессильно махнул рукой, развернулся и пошел прочь от очереди, назад вдоль неровного забора. Очередь затихла и смотрела ему вслед.

Даже Антонина застыла с миской в одной руке и замусоленной гирей в другой.

Пьяный совсем сгорбился, его то и дело прижимало к забору. Тощая задница болталась в широких штанах. Он двигался медленно, шевелил пальцами, потертые локти то и дело взлетали, как тощие крылья. А когда очередь дошла уже до унылой женщины в сером пальто, она вдруг развернулась и, будто совсем забыв про ягоду, вышла из очереди и пошла за ним, старательно обходя лужи.

Глядя в спины пьяного и женщины, которая шла медленно, не догоняя его, но и не отставая, Антонина вдруг как опомнилась, – бросила миску, гирю, сложила рупором грязные руки и закричала:

– Жен-щи-на! Где ва-ша жен-ская гор-дость!

* * *

Вечером того же дня она переоделась, намыла литровую банку черешни и пошла к Кольке – проведать, как он, странный человек, поживает.

БРЮГГЕ – САН-ПЕДРО

Дом на набережной Стинхоуверсдик одной своей стороной выходил на канал, другой – на рынок. Там сильно пахло йодом и рыбьим жиром. В дни каникул и отпусков здесь всегда шумели туристы. Толкались среди каменных рядов с колоннадой, но ничего не брали. Просто глазели на всякую живность, разложенную на толченом льду. С девяти утра по каналу начинали шнырять прогулочные катера с громкоголосыми гидами, а по брусчатым улицам выезжали запряженные в экипажи лошади и возили желающих по средневековому центру. Дни затишья бывали здесь поздней осенью – и еще ранней мокрой весной.

Дом был старый, но крепкий и как-то весь на виду. И только одно очень небольшое окно из кухни выходило в тихий соседский садик – клочок зеленой травы с неряшливо подстриженными деревцами вдоль высокого каменного забора. Именно около этого окна стояла женщина с усталым лицом и нарезала твердый сыр цвета слоновой кости. Глаза у нее были редкого цвета – зеленого, чуть в желтизну. Она тяжело наваливалась на нож, пока он не касался доски, потом аккуратно откладывала в сторону тонкую пластину сыра и останавливалась передохнуть, глядя в это окно. Вернее, в ту его небольшую полоску, что не закрывала кружевная занавеска, которую ее мать купила в Брюсселе лет пятьдесят назад, в лавке «Dentelles» в галерее «De la Reine».

В окно видно было немного. Там топтались по траве мужские ботинки. Кожаные недешевые ботинки. Было слышно, что льется вода и капли оставляют на коже темный след. Лив вздохнула. Как можно поливать газон в ботинках? С ума сойти. Все-таки мужики созданы либо совсем из другого материала, либо для чего-то совсем другого – какой-то странной, ей вовсе непонятной миссии. Мужа у нее не было, но она достаточно наслушалась от собственных сестер всяких историй, и очевидно было одно: жить с существом такого рода ей – невозможно. Ну невозможно, и все! Конечно, у нее случались ухажеры, когда она была помоложе и поглупее, и даже один совсем было у нее поселился, но скоро себя выдал, и после этого провести ее стало сложно. Он бросил в стиральную машину свои носки вместе с наволочками и потом долго не мог понять, что же так ее возмутило... А, например, соседка по дому миссис Мемлинг вечно ищет пару к носкам своего волосатого мужа, так как он никогда не складывает их один в другой! Нет, они явно засланы сюда – нарушать порядок и вносить в жизнь суету, грязь и вонь! Вот как можно было додуматься выйти поливать газон в кожаных, еще не старых ботинках? Они тут же намокнут, а если потом их и высушить, то кожа все равно навсегда останется тусклой и ломкой! Лив еще раз вздохнула, отодвинула в сторону чайник на маленьких бронзовых ножках и снова налегла на нож.

Перейти на страницу:

Все книги серии Высокое чтиво

Резиновый бэби (сборник)
Резиновый бэби (сборник)

Когда-то давным-давно родилась совсем не у рыжих родителей рыжая девочка. С самого раннего детства ей казалось, что она какая-то специальная. И еще ей казалось, что весь мир ее за это не любит и смеется над ней. Она хотела быть актрисой, но это было невозможно, потому что невозможно же быть актрисой с таким цветом волос и веснушками во все щеки. Однажды эта рыжая девочка увидела, как рисует художник. На бумаге, которая только что была абсолютно белой, вдруг, за несколько секунд, ниоткуда, из тонкой серебряной карандашной линии, появлялся новый мир. И тогда рыжая девочка подумала, что стать художником тоже волшебно, можно делать бумагу живой. Рыжая девочка стала рисовать, и постепенно люди стали хвалить ее за картины и рисунки. Похвалы нравились, но рисование со временем перестало приносить радость – ей стало казаться, что картины делают ее фантазии плоскими. Из трехмерных идей появлялись двухмерные вещи. И тогда эта рыжая девочка (к этому времени уже ставшая мамой рыжего мальчика), стала писать истории, и это занятие ей очень-очень понравилось. И нравится до сих пор. Надеюсь, что хотя бы некоторые истории, написанные рыжей девочкой, порадуют и вас, мои дорогие рыжие и нерыжие читатели.

Жужа Д. , Жужа Добрашкус

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Серп демонов и молот ведьм
Серп демонов и молот ведьм

Некоторым кажется, что черта, отделяющая тебя – просто инженера, всего лишь отбывателя дней, обожателя тихих снов, задумчивого изыскателя среди научных дебрей или иного труженика обычных путей – отделяющая от хоровода пройдох, шабаша хитрованов, камланий глянцевых профурсеток, жнецов чужого добра и карнавала прочей художественно крашеной нечисти – черта эта далека, там, где-то за горизонтом памяти и глаз. Это уже не так. Многие думают, что заборчик, возведенный наукой, житейским разумом, чувством самосохранения простого путешественника по неровным, кривым жизненным тропкам – заборчик этот вполне сохранит от колов околоточных надзирателей за «ндравственным», от удушающих объятий ортодоксов, от молота мосластых агрессоров-неучей. Думают, что все это далече, в «высотах» и «сферах», за горизонтом пройденного. Это совсем не так. Простая девушка, тихий работящий парень, скромный журналист или потерявшая счастье разведенка – все теперь между спорым серпом и молотом молчаливого Молоха.

Владимир Константинович Шибаев

Современные любовные романы / Романы

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза