Читаем Резиновый бэби (сборник) полностью

Он влетел в квартиру минут через десять. Завернул бабулю в одеяло и понес. От моей помощи отказался. В окно я видела, что он осторожно, как ребенка, укладывает ее на заднее сиденье залитой грязью машины.

Бабулю привезли обратно на больничной машине. В гипсе. Сделали укол – она уснула. Объяснили, что это, слава богу, не шейка бедра, а раздроблена коленная чашечка, что сейчас ей нужен покой и при правильном уходе с ней все будет хорошо.

Я даже не спросила про Лунгена – я поняла, что он поехал оттуда в свой институт.

А вечером позвонила мать и плача рассказала, что Лунген умер сегодня в той больнице, куда возил бабулю. Он недавно перенес операцию на сердце, что-то там у него было с клапаном, и ему нельзя было поднимать тяжелое, а в больнице он таскал бабулю с первого этажа на четвертый и по кабинетам, так как инвалидные кресла – страшный дефицит и на всех не хватает. Перед смертью он шутил и передавал привет девчонкам.

Мать прилетела на следующий день... Весь день молчала и только к вечеру рассказала, как Лунген хотел переехать в ее отсутствие к себе – но она уговорила его остаться, чтобы приглядывать за нами. Так как мы – смысл всей ее жизни...

А потом мы втроем сидели на кухне и слушали его кофемолку. То есть сидели мы с мамой, а бабуля лежала рядом на оттоманке, которую перетащили из маминой спальни.

У матери, как всегда, под глазами была тушь... И когда она говорила, кривились вниз губы.

– Я его спросила однажды: «Лунген, а почему ты все умеешь?» А он: «Потому что у меня викинги в роду. А потом, я два года в общаге жил. Вот и... Например, знаешь, как многому меня научили наши яростные монголы? Они мыли голову стиральным порошком, страшно пили и со всеми дрались... И еще помню горделивого, высокого и тонкого принца из какого-то маленького африканского королевства, который тоже на первых порах со всеми не ладил, но потом запил, и все утряслось...»

Она замолчала, встала и пошла к себе, проходя мимо зеркала, закричала громко:

– Господи, на кого я похожа?!

– На Бриджит Бардо... – сказала я. И не соврала...

ПРАГА

Меня разбудил звук. Над головой был неисправный динамик, он-то и просипел неразборчивой фразой. Страшно, когда в самолете хоть что-то не работает. В голову приходят ненужные мысли. Шторку иллюминатора сперва закрыл, а потом подпер спящей головой бритый господин. Праги не было видно.

Она появилась, только когда я отъехала от аэропорта. А понравилась, когда вышла из такси на Староместской площади. Было не холодно, а как-то промозгло. Гостиница называлась «У Принца». Регистратура помещалась на втором этаже, и проходить туда нужно было через ресторан на первом. Там пахло квашеной капустой, жареным мясом и сигарами.

Можно было уже о чем-то догадаться, когда портье вздрогнул, услышав мое имя, посмотрел испуганно и горько заторопился, выдавая ключи.

Номер угловой, на третьем этаже, и, несмотря на два окна, очень мрачный. Наверное, из-за темных портьер и обивки кресел. Кровать стояла в центре, свирепо расставив лапы. На стене справа – картина в золоченой раме, изображавшая Староместскую Ратушу с ее астрономическими часами. На другой вокруг овального зеркала симметрично – два акварельных рисунка цветов, сделанные на манер иллюстраций к Ботанической энциклопедии. Над изголовьем кровати – две грустные латунные лампы. Резной комод в прихожей, в нем маленький сейф, одежная щетка, утюг со складной ручкой и пакеты для грязного белья с бланками для прачек.

Одно окно номера выходило в торец здания, из него был виден кусок той самой Ратуши, а другое – во двор-колодец.

Я с трудом подняла чемодан на шаткую подставку, открыла его и только собралась разобрать вещи, как в номер громко постучали и тут же заклацали тяжелой ручкой.

* * *

От неожиданности я испугалась, но потом все-таки пошла и открыла запертую на ключ дверь.

В проеме стоял человек, который почему-то сразу показался мне татарином. Небольшие глаза, блестящие высокие щечки. В руках он держал черную кожаную папку.

– Вот и славно, – сказал человек и шагнул в комнату.

– А вы, собственно, кто?

Человек не ответил, просто обошел меня и стал внимательным образом все расссматривать.

– И часы наши известные прямо в окно можно наблюдать... – Он поправил занавеску и подошел к чемодану. – А вот чемодан придется осмотреть.

– Что?

– На предмет безопасности и согласно постановлению о несанкционированном возникновении...

– Не понимаю. Кто вы?

– Я понятно кто – скромный государственный служащий при исполнении. – Он передал мне маленькую книжечку с фотографией в углу, на которой действительно был он, только моложе. – А вот вашу личность нам придется еще разгадать. Больно уж все запуталось.

– Слушайте... Объясните, что происходит, почему вы здесь. Я ничего не понимаю.

– А это не важно, что вы не понимаете, так как на этот момент важно, чтобы мы понимали, что происходит... И чем быстрее это понимание произойдет, тем быстрее, так сказать, вы относительно освободитесь, так как, будучи взрослым человеком, вы, конечно, понимаете, что абсолютная свобода невозможна, да и не нужна, в сущности, никому.

Перейти на страницу:

Все книги серии Высокое чтиво

Резиновый бэби (сборник)
Резиновый бэби (сборник)

Когда-то давным-давно родилась совсем не у рыжих родителей рыжая девочка. С самого раннего детства ей казалось, что она какая-то специальная. И еще ей казалось, что весь мир ее за это не любит и смеется над ней. Она хотела быть актрисой, но это было невозможно, потому что невозможно же быть актрисой с таким цветом волос и веснушками во все щеки. Однажды эта рыжая девочка увидела, как рисует художник. На бумаге, которая только что была абсолютно белой, вдруг, за несколько секунд, ниоткуда, из тонкой серебряной карандашной линии, появлялся новый мир. И тогда рыжая девочка подумала, что стать художником тоже волшебно, можно делать бумагу живой. Рыжая девочка стала рисовать, и постепенно люди стали хвалить ее за картины и рисунки. Похвалы нравились, но рисование со временем перестало приносить радость – ей стало казаться, что картины делают ее фантазии плоскими. Из трехмерных идей появлялись двухмерные вещи. И тогда эта рыжая девочка (к этому времени уже ставшая мамой рыжего мальчика), стала писать истории, и это занятие ей очень-очень понравилось. И нравится до сих пор. Надеюсь, что хотя бы некоторые истории, написанные рыжей девочкой, порадуют и вас, мои дорогие рыжие и нерыжие читатели.

Жужа Д. , Жужа Добрашкус

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Серп демонов и молот ведьм
Серп демонов и молот ведьм

Некоторым кажется, что черта, отделяющая тебя – просто инженера, всего лишь отбывателя дней, обожателя тихих снов, задумчивого изыскателя среди научных дебрей или иного труженика обычных путей – отделяющая от хоровода пройдох, шабаша хитрованов, камланий глянцевых профурсеток, жнецов чужого добра и карнавала прочей художественно крашеной нечисти – черта эта далека, там, где-то за горизонтом памяти и глаз. Это уже не так. Многие думают, что заборчик, возведенный наукой, житейским разумом, чувством самосохранения простого путешественника по неровным, кривым жизненным тропкам – заборчик этот вполне сохранит от колов околоточных надзирателей за «ндравственным», от удушающих объятий ортодоксов, от молота мосластых агрессоров-неучей. Думают, что все это далече, в «высотах» и «сферах», за горизонтом пройденного. Это совсем не так. Простая девушка, тихий работящий парень, скромный журналист или потерявшая счастье разведенка – все теперь между спорым серпом и молотом молчаливого Молоха.

Владимир Константинович Шибаев

Современные любовные романы / Романы

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза