Человек двумя пальцами уронил документ в оттопыренный карман пиджака и сел на стул.
– Вы тоже можете присесть, – разрешил он.
– Нет, спасибо... Слушайте, вы уже распоряжаетесь в моем собственном номере.
– А кто вам сказал, что это ваш номер?
– Что?
– Шучу... Я просто думаю, что нам лучше не устраивать... Муки из слона...
– Мухи из слона... И говорят – делать... И если вы не объяснитесь... Я вынуждена буду вызывать полицию...
– Конечно, конечно, я и сам сначала хотел разговаривать с вами в участке, но потом подошел к этому делу по-человечески и решил без шумихи. А то ведь, знаете... Солдафоны, руки заломили, по лестнице... И опять же через ресторан... А здесь просто на вопросы ответите, и все...
Он пригладил прядь на макушке и посмотрел нежно:
– Правда, ведь так оно лучше...
– Скажите, что вам от меня нужно?
– Вы располагаете некоторой информацией, которая нас интересует. Вот и все.
– А право на осмотр?
– Так я же при вас... Поймите, ведь не хочется поднимать шумихи. Раз-раз, и я ушел.
– Вы уверены, что ничего не путаете?
– Ну что вы! – Он склонил голову набок и протянул мне папку.
В папке было листов шесть, не больше, первую страницу открывала моя чуть смазанная фотография, остальное все на чешском, из чего узнаваемым было только мое полное имя. Я перелистывала листы бессмысленного текста, человек же перебирал вещи в чемодане. Наконец я закрыла папку и села на кровать.
– У вас в чемодане есть замочек? – ласково спросил он.
Я кивнула.
– Тогда застегните ваш чемодан, и я запечатаю его, чтобы вы не сомневались... И в случае возвращения все вернется к вам в полной сохранности. Не волнуйтесь. Это просто формальность, которой, увы, нам не избежать. Не думаю, что это будет продолжительной процедурой.
– Что значит – «в случае возвращения»?
– Не цепляйтесь к словам. Нынче все, кто хоть мало-мальски образован, просеивают все, что ни услышат, сквозь сито, найдут там соринку и ну кричать об этом. Будто несостоятельность чью-то хотят доказать... Что, например, в вашем случае совсем нецелесообразно, так как мы здесь для того, чтобы вы нам кое-что разъяснили, а не наоборот.
Человек достал из кармана веревочную катушку и металлическую таблетку с прорезью, кусок веревки перекинул через чемоданную ручку, вставил концы в прорезь таблетки и зажал ее маленькими аккуратненькими плоскогубцами. Получилось подобие печати. Одернул пиджак и резко выбросил вперед руку, приглашая идти. Взял с вешалки мое пальто, открыл дверь и вышел, чуть подталкивая меня перед собой.
Я поплелась к лифту.
Прозрачная кабина остановилась перед нами, в ней стоял высокий блондин, который спускался, видимо, из бара на крыше. Я встала между ними, Татарин нажал на кнопку, на которой было выдавлено «-2». Мы медленно проплыли сначала мимо клетки, в которой кричали два зеленых попугая, а затем мимо столика, ножками которому служили женские ноги в туфлях.
Блондин посмотрел на меня с интересом. Я отвернулась. Он вышел на первом, а мы поехали дальше вниз.
– Я не предполагала здесь подвалов, – сказала я, когда мы с Татарином попали в темное сводчатое помещение, заваленное всяким барахлом – старыми плетеными креслами, пронумерованными ящиками, металлическими контейнерами, рамами, с которых местами облетела гипсовая лепнина.
Здесь он ловко обошел меня и зашагал влево по узкому коридору. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним.
– А куда мы идем?.. Извините.
– Не волнуйтесь. Мы идем к пониманию. – Он засмеялся. – Мы идем туда, где вас смогут принять.
Шли довольно долго, несколько раз поворачивали. Иногда спускались на несколько ступеней вниз. Воздух становился более влажным. Сильно запахло парником. Каменные плиты под ногами стали скользкими, и я еле успевала за ведущим. Стало холоднее, и Татарин с улыбочкой подал мне пальто.
– Почему здесь так холодно?
– Просто мы только что пересекли Широкую и скоро дойдем до Бржеговой улицы...
– И что?
– А сейчас над нами кладбище.
– Кладбище?
– Да, старое Еврейское кладбище. Еще немного, и мы дойдем.
Я невольно посмотрела наверх. Там был все тот же каменный низкий свод.
– Что вы хотите там увидеть?
Я вздрогнула и пожала плечами.
Узкий коридор стал чуть шире и светлее. Наконец начали появляться двери, а не только ответвления коридоров. Из одной даже высунулась женщина, но тут же с шумом ее захлопнула.
Татарин остановился, достал из кармана ключи, открыл одну из них под номером 24 и пригласил меня внутрь. Комната была квадратная и пустая. Мебелью в ней служил выступ, идущий по периметру – высотой и глубиной сантиметров шестьдесят. Верхние открывающиеся крышки служили сидениями, внутри которых можно хранить всякую всячину. На стенах, тоже по периметру, шли деревянные вешалки. Видимо, для верхней одежды.
В комнате было так же холодно, поэтому я не стала снимать пальто, села на выступ, засунув под себя ладони. Татарин вышел, но тут же вернулся с господином средних лет в очках с толстыми стеклами. Тот сел недалеко от меня, а Татарин вытащил из одного из ящиков маленький складной столик, поставил перед господином в очках и открыл на нем черную папку.
Очкарик откашлялся.